Рассказчик саги являлся носителем традиции и жителем Исландии; хорошо зная географию[223] и историю второй и воспринимая из первой набор типажей (проекцию исторических деятелей) и событий, он мог в рассказе расставлять акценты так, как ему хотелось. Он был волен включать в повествование те или иные известные события, факты или подробности по своему усмотрению, мог по-разному освещать те или иные действия персонажей, а порой и выдумывать новые. Набор решений, принятых рассказчиком при составлении (оглашении вслух) той или иной версии рассказа, обеспечивал, с одной стороны, разнообразие мелких событий и их кластеров, последовательности которых составляли большое повествование, и, с другой стороны, отличия одной саги от другой. Аудитория, вероятно, заранее знала, чем кончилась та или иная распря, но всякий раз, когда выпадал случай о ней послушать, рассказ, скорее всего, звучал по-новому. Такая техника пересоздания произведения при исполнении была экономичной и эффективной (под исполнением мы понимаем как устный пересказ, так и (пере)запись текста на пергаменте: в обеих ситуациях применяется одна и та же техника саги). Свобода от необходимости опираться на раз навсегда зафиксированный текст — заученный наизусть или записанный — позволяла каждому рассказчику включать в свою историю новые элементы по собственному желанию; так в саги проникали, например, христианские мотивы, так менялись в разных вариантах текстов моральные оценки одних и тех же действий одних и тех же лиц. Техника саги обеспечивала ее гибкость и тем самым — способность к эволюции.

До нас дошло около тридцати больших саг об исландцах.[224] Тексты эти разного объема: иные, как «Сага о Хравнкеле годи Фрейра», занимают около двадцати страниц в современных изданиях, иные же, как «Сага о Ньяле» или «Сага о людях из долины Лососьей реки», — более трехсот. Сохранились саги во множестве разнообразных рукописей, пергаментных и бумажных, при этом ни в одной из них нельзя найти «изначальный» текст, написанный «авторской» рукой (что, впрочем, не избавляет исследователей от бесплодных гаданий на сей счет). Древнейшие пергаменты с сагами содержат лишь фрагменты и датируются (палеографически) в большинстве случаев серединой тринадцатого века, хотя некоторые можно отнести и к концу двенадцатого. Древнейшими считаются, в частности, фрагменты «Саги о людях с Песчаного берега», «Саги о битве на Пустоши», «Саги о людях из долины Лососьей реки» и «Саги об Эгиле». Ни эти фрагменты, ни позднейшие списки уже полных саг не дают ни малейшей информации о том, где и когда были записаны рукописи, списками с которых дошедшие до нас рукописи являются (или считаются); поэтому датировка саг как текстов — задача не из простых, и любые выводы ученых с неизбежностью носят гипотетический характер. Что касается саг об исландцах, их датировали самыми разными периодами, и все без исключения датировки основаны на том или ином представлении о происхождении исландской саги как жанра. Лучше всех об этом сказал Халльвард Магерёй: «Главный, если не единственный довод тех, кто датирует возникновение исландской саги как жанра тринадцатым веком, тот, что при любой иной датировке нет ну ни малейшей возможности выставить саги естественным продуктом континентальной литературной традиции средневековой Европы».[225]

Первые полные списки саг об исландцах появляются впервые на пергаментах, датированных XIV и XV веками. Так, «Книга с Подмаренничных полей» (исл. Möðruvallabók), пергаментная рукопись XIV века[226], служит одним из основных источников для тех одиннадцати саг, что в ней записаны. Многие другие саги сохранились прежде всего в бумажных рукописях XVI века и более поздних. В Средние века существовало больше саг об исландцах, чем дошло до нас: так, в «Книге о взятии земли» упоминается ряд текстов, которые не сохранились. За исключением «Саги о сыновьях Дроплауг», где в самом конце сказано, что некто Торвальд, потомок одного из главных героев, «рассказал эту сагу», ни в одной из саг нет никаких упоминаний об их рассказчиках.

«Сага о Стурлунгах» — это не одна сага, а целый корпус саговых текстов, названный в честь влиятельного рода, вышедшего на политическую арену Исландии в конце эпохи народовластия[227], — Стурлунгов, потомков Лощинного Стурлы сына Торда. Слова «Сага о Стурлунгах» впервые появляются на бумаге в рукописи XVII века, однако корпус, возможно, получил свое имя раньше. Саги, входящие в «Сагу о Стурлунгах», и вместе с ними так называемые «саги о епископах» иногда относят к отдельному жанру, «сагам о современности» (исл. samtíðarsögur), поскольку они были составлены и записаны в XIII веке — то есть примерно тогда же, когда происходили события, о которых в них рассказывается.[228] «Сага о Стурлунгах» донесла до нас необыкновенно богатые сведения о последних десятилетиях эпохи народовластия. Авторство текстов приписывается, на стилистических основаниях, нескольким людям, но ни о ком из них ровным счетом ничего не известно, кроме одного, Стурлы сына Торда (ум. 1284), активного политического деятеля, внука Лощинного Стурлы и племянника знаменитого Снорри, автора «Младшей Эдды» и «Круга земного».