Мои нервы на пределе, мысли заняты Лиллиан, и моему сердцу не нравится это перетягивание каната за внимание.

— В чем дело? — Ближе к делу, чтобы я мог вернуться к тому, чтобы сосредоточиться на том, как завоевать Лиллиан.

Мейер тасует какие-то бумаги.

— Похоже, у нас конфликт…

— О чем ты, блядь, думал, вырубая Трэвиса Эверфилда? — рявкает Хейс.

— И поэтому ты здесь? — Я уже знаю ответ. Эверфилд, гребаная киска.

Адвокат извиняюще улыбается и протягивает мне конверт.

— На тебя подали в суд за нападение… среди прочего.

Я бросаю конверт на стол Хейса.

— Я бы сказал, что ему нужны деньги, но он богаче Бога, так чего же он хочет, чтобы я мог отдать ему это и умыть руки от этого мудака?

— Идиот, — ворчит Хейс. — Ему не нужны деньги. Он хочет публично унизить тебя и облить грязью имя Нортов.

— Передай Эверфилду, что если он будет продолжать этот судебный процесс, то проиграет. — Я наклоняюсь вперед и встречаюсь с Мейером взглядом. — Я выдам его секреты прессе. — Сжимаю челюсть, в груди бурлит гнев. — Я расскажу о его сексуальных домогательствах к эскортницам всем, у кого есть чертовы уши, Мейер. Прежде всего, «Таймс», затем «Пост» и, конечно, полиции Нью-Йорка. Пресса будет просто в восторге, разваливая империю Эверфилда.

У Мейера хватает здравого смысла выглядеть пристыженным. Что-то подсказывает мне, что хороший адвокат уже был вовлечен в юридические неприятности, связанные с сексуальным насилием, со своей дерьмовой клиентурой.

— Ты можешь это доказать? — спрашивает Хейс.

— Не могу. — Я поворачиваюсь лицом к своему близнецу. — Но его жертвы могут.

— Жертвы? — выдыхает Хейс, а затем отшатывается в отвращении. — И ты уверен в этом?

— Ты реально не знал?

Его взгляд становится ледяным.

— Думаешь, что я добровольно буду находиться рядом с мужчиной, который поднимает руку на женщину? — Мускулы его челюсти пульсируют.

Я игнорирую Хейса и поворачиваюсь обратно к Мейеру.

— Пожалуйста, передай это сообщение своему клиенту. Полагаю, он захочет, чтобы его иск был немедленно отозван.

Старик торжественно кивает, собирает свои вещи и выходит из офиса, пробормотав:

— Я буду на связи.

Как только дверь закрывается, я поворачиваюсь к Хейсу, который выглядит злым, как черт, ожидая ответов на невысказанные вопросы.

Ему придется подождать.

Потому что у меня есть свой вопрос.

— Почему ты нанял Лиллиан?

Он хмыкает, моргает и пожимает плечами.

— Элли попросила в качестве одолжения.

— И ты делаешь все, что просит Элли? — Я наклоняю голову, размышляя об отношениях моего брата с его любимой эскортницей. Неужели это нечто большее, чем кажется?

Он откидывается на спинку кресла и поднимает подбородок.

— Почти. Элли — единственная причина, по которой я нанял Лиллиан, и единственная причина, по которой я не уволил ее раньше.

— Ты не видишь в Лиллиан никаких положительных качеств? В профессиональном плане.

Его взгляд становится острее.

— Нет.

Я скрещиваю руки на груди, чтобы не обхватить ими горло брата.

— Она другая. Мне не нравятся другие. Мне нравятся предсказуемые, надежные, заслуживающие доверия. После того, как она сорвала сделку с «Ит ох»…

— Она не срывала. — У меня болят зубы от силы сжимания челюсти.

— …я не мог с чистой совестью держать ее в штате.

— Хочешь сказать, что совершенно не знал, что Трэвис Эверфилд подверг ее сексуальному насилию?

Его щеки пылают, а лицо приобретает яростный багровый оттенок.

— Я бы убил его…

— И что Элли чувствовала некоторую ответственность за это, поэтому и попросила об услуге?

Выражение его лица смягчается — первый признак того, что он чувствует что-то еще, кроме презрения к Лиллиан. Или, возможно, впервые он чувствует презрение к самому себе.

— Я устроил этому мудаку сотрясение мозга. Он заслужил худшего. — Я тычу пальцем в конверт, который оставил Мейер. — Напомни этому избалованному маленькому уебку его место. Будь моим адвокатом и делай свою работу.

Захлопываю за собой дверь и возвращаюсь в свой офис, чувствуя вновь вспыхнувшую ярость за то, что Трэвис сделал с Лиллиан. По крайней мере, теперь я знаю, что мой брат не имеет к этому никакого отношения. Если бы он был причастен, я бы и ему надрал задницу.

Лиллиан

Когда появляюсь в жилом комплексе Хадсона, я опаздываю почти на тридцать минут. Как обычно, я потеряла счет времени и решила поехать на метро, а не на такси, чтобы сэкономить оставшиеся деньги. Я потратила весь день на поиск работы, пропустила собеседование, потому что забыла записать время, и провалила еще одно собеседование, придя не туда. Очевидно, что следование простым указаниям является обязательным условием для приема на работу.

Подавленная, обескураженная и деморализованная, я размышляю о вполне реальной возможности того, что мне нужно вернуться к приему лекарств от СДВГ14, несмотря на нежизнеспособные побочные эффекты. Я потеряю сон, аппетит, буду чувствовать себя нервной весь день, но, по крайней мере, у меня будет работа… уф. Я не могу победить.

Я пытаюсь поднять свое настроение, делаю безразличное лицо, когда вхожу в вестибюль дома Хадсона.

— Лиллиан, — говорит Хадсон, вставая с черного кресла с телефоном в руке.

Должно быть, я плохо скрываю свои чувства, потому что мужчина изучает меня так, словно ищет раны и сломанные кости.

Я ненавижу, как мое сердце реагирует на его появление, пульсируя в бешеном ритме с каждым его шагом ко мне. Ненавижу, как беспокойство в его взгляде согревает меня в таких глубоких местах, что никакое тепло не может к ним прикоснуться. И я ненавижу то, что мне хочется упасть ему на грудь, закрыть глаза и забыть, что есть мир за пределами нас двоих.

— Ты пришла, — мягко говорит он, делая шаг в мое пространство.

— Я сказала, что приду.

— Выглядишь так, будто замерзла. Ты пришла сюда пешком?

— Приехала на метро.

Он хмурится, и в его карих глазах появляется отблеск разочарования.

— Я же сказал, что Карина тебя заберет.

Комплекс спасителя.

— А я сказала, что доберусь сюда сама.

Хадсон смотрит поверх моей головы, оглядывая комнату, и сжимает челюсть, прежде чем, наконец, возвращает свой взгляд к моему.

— Готова подняться?

На мой кивок он указывает мне дорогу к лифту.

— Мисс Джиллингем, рад видеть вас снова, — говорит парень, обслуживающий лифт. На его бейджике написано: «Джулио». Я никогда этого не запомню. Для меня он — лифтер.

— Я тоже рада тебя видеть. — Я не помню, как меня представили ему в первый раз. Хадсон, должно быть, рассказал ему обо мне.

Между нами воцаряется неловкое молчание. Мне интересно, о чем он думает. Какие у него планы на сегодняшний вечер? Ожидает ли он секса?