– Да чего им бояться-то? – не понял Вентер. – Да и проверяли они сторожку, я видел.

– Всего следует бояться! – не унимался Алиус.

– Лапис близко! – отрезал Вентер. – Принц с нами. Принцесса с королем. Нукс, Нигелла, Лаус – все здесь. Фидента – наш самый добрый сосед! Нечего нам тут бояться!

Сразу же после этих слов на противоположном берегу появился незнакомый всадник. Он был худ и как будто сед, но нижнюю часть его лица закрывал платок. Незнакомец поднял лук, наложил на него стрелу. Игнис замер, крик застрял у него в глотке. Зашевелились стражники на пароме. Начали разворачивать лошадей стражники на берегу. Король оглянулся, шагнул к королеве, чтобы прикрыть ее, но целью оказалась не королева.

– Нет! – заорал на всю округу Вентер.

Стрелок отпустил тетиву, и почти одновременно с этим Кама вздрогнула, потянула руки за спину, как будто для того, чтобы смахнуть надоедливого комара, а затем медленно повалилась ничком. В спине ее торчала стрела. Всадник развернул лошадь и скрылся за гребнем берега. Лошади стражников с трудом преодолевали крутой песчаный спуск.

– Не возьмут! – едва не рыдал Вентер. – Не успеют! Уйдет!

Алиус словно окаменел, а Игнис, на ходу срывая одежду, бежал к воде. Он доплыл до парома меньше чем за минуту, а потом словно оглох, потому что у всех вокруг него открывались рты, а он ничего не слышал. Он бросился к мертвой принцессе, ясно было, что уже мертвой, потому что никто не подходил к ней, и окровавленный наконечник с волокнами плоти выдрался из груди, и приложил ухо к кровяному пятну, едва не оцарапав щеку об острие. Все, – отозвалось в сердце и загудело в голове… Почему же она была без кольчуги? Почему? Игнис ударил себя кулаками в виски и только потом в ужасе посмотрел на лицо несчастной. Это была не Кама. На пароме, мертвой, со стрелой в спине лежала Катта. Но ведь это была Кама? Он знал это точно! Кама? Но лицо Катты…

– Сиди, где сидишь, – услышал он жесткий голос собственного отца. – Не вставай и не задавай вопросов.

Сигнум Белуа недолюбливал Литуса. Если бы последний был хоть чуть назойливее, Сигнум бы его возненавидел. Но Литус старался не попадаться лишний раз на глаза двоюродному брату, чтобы не давать повода даже для кислой гримасы, хотя делить им было особенно нечего. Король Эбаббара объявил наследником трона ребенка своей дочери Субулы. Ребенка, который должен был родиться со дня на день, а если бы, вопреки уверениям магов, на свет появилась девочка, то следующего ребенка, ведь Субула с ее лошадиным здоровьем, скорее всего, способна рожать до бесконечности. В самом крайнем случае, Флавус Белуа всегда мог отдать трон мужу Субулы – принцу Раппу Лентусу Нимису или еще кому, кто ему глянется в качестве наследника престола и мужа будущей внучки, а то и станет дожидаться правнука, стареть, во всяком случае, Флавус вроде бы не собирался. Хотя, никаких сомнений не было, должен был родиться мальчик, Флавус не ошибался никогда, разве только единожды, уже давно, двадцать лет назад, когда Литус лишился матери, а Сигнум и матери, и отца. Пусть даже его мать и умерла пятью годами позже. Наверное, это и было причиной неприязни Сигнума к Литусу. Даже в Ардуусе они жили в отдельных домах, а уж в Эбаббаре могли не встречаться месяцами, тем более что без особого приглашения Литус во дворце не появлялся. Ему казалось, что не только Сигнум винит его в тех событиях, которые произошли тогда, когда Литусу было два года, а Сигнум едва родился. Флавус Белуа ненавидел его за то же самое, словно именно он, бастард Литус Тацит, самим случаем своего появления на свет лишил собственного отца чего-то того, что невозможно восполнить никакими силами. Еще в юности Литус, который был причислен к роду матери, пытался выяснить, что же все-таки произошло через два года после его рождения, но никто толком ничего ему так и не рассказал, пока о его поисках не узнал сам Флавус. Он вызвал бастарда в тронный зал, в котором, не нуждаясь в советниках и раболепстве челяди, обычно сидел у камина в одиночестве. Отец дождался, когда Литус подойдет к нему достаточно близко, знаком приказал ему присесть на ступени у трона, к которому, как казалось Литусу, король не подходил никогда. Литус хотел пробормотать какие-то слова почтения, но решил промолчать. Опустился на ступени, замер с выпрямленной спиной, затаил дыхание, словно ждал своей участи.

Флавус заговорил не сразу. Долго высматривал что-то в пламени, очерчивающем его орлиный профиль. Затем пригладил белые, словно отлитые из серебра волосы и стал говорить в сторону, оставаясь вполоборота к Литусу:

– Тебя обуяло любопытство? Ходишь, задаешь вопросы? Напрасно. Никого не осталось из тех, кто был свидетелем. Кто-то умер сам, кому-то я помог. Не хотел, чтобы кто-то напоминал мне. Ты – напоминаешь. И Сигнум. Но он не задает вопросы. Ты задаешь. И все еще жив. Цени это.

– Да, Ваше Величество, – склонил голову и попытался встать Литус.

– Сиди, – приказал ему король. – Если не будешь дураком, то будешь жив и дальше. А если проявишь доблесть, то жить будешь хорошо. Понял?

– Да, Ваше Величество, – снова дернулся Литус, и снова рука короля дала ему знак сидеть.

– А чтобы любопытство не доводило тебя до глупостей, я расскажу тебе кое-что, – продолжил Флавус, поигрывая желваками. – Один раз. Так что запоминай.

Литус задрожал и обратился в слух.

– Я соединился с Аркой Валликулой в одна тысяча четыреста семьдесят четвертом году, – начал одно за другим ронять сухие слова Флавус. – Сделал своей женой лигуррку. Дальнюю родственницу последнего императора. Ты сидишь не у моего трона, а у трона императора, – махнул рукой Флавус на укутанный дорогими тканями престол. – А вот и его меч, выполненный лучшими мастерами Таламу.

Литус поднял глаза. Над троном висел на цепях стальной короб. Так вот что таилось внутри него!

– В одна тысяча четыреста семьдесят шестом году Арка Белуа, в девичестве Валликула, родила мне дочь Субулу. И должна была родить еще и сына, и, может быть, не одного. Но в одна тысяча четыреста семьдесят седьмом году другая женщина – Венефика Тацит, дочь народа иури, родила тебя. Моего сына. Так бывает, – впервые бросил взгляд на лицо Литуса отец.

Литус стиснул кулаки, с трудом унимая дрожь.

– Твоя мать жила отдельно, в том доме, в котором теперь живешь ты, но потом на время переселилась в дом моего брата – Грависа, – вновь стал смотреть на огонь Флавус. – В одна тысяча четыреста семьдесят девятом году его жена – аккадка Лакуна Магнус – родила ему сына, которого он назвал Сигнумом. Твоя мать помогала Лакуне первое время. В том же году мать Субулы узнала о твоем существовании. Точнее, о том, что с твоим существованием связан я. И она пришла в дом моего брата.

– Зачем? – неожиданно для самого себя прошептал Литус и замер, испугавшись отцовского гнева. Но ярости не последовало. Флавус словно сам думал о том же.

– Не знаю, – ответил он. – Иногда женщины не могут и сами объяснить причины своих поступков. Может быть, она шла в этот дом без всякой цели. Но когда она увидела Венефику, цель у нее появилась. Твоя мать была очень красива, очень, – слово за словом отчеканивал Флавус. – И мать Субулы захотела ее убить. Как только увидела, так и захотела. И убила.