кастой, и вопросы, которые следовало бы задать, так и остались незаданными. Австрия в одностороннем порядке наклеила на себя ярлык первой жертвы нацизма. Не случайно одной из первых групп, к которой обратился крайне правый политик Йорг Хайдер, была группа ветеранов частей СС. Он отдавал им дань уважения, которого, как он считал, они заслуживали, называя их благородными людьми. Австрийцы никогда не порицали Хайдера — наоборот, поддерживали, несмотря на отвращение, какое он вызывал во всем мире. Страна дружно отводила глаза в сторону, не задавая самых главных вопросов. Например, почему Хайдер живет в многомиллионном особняке и владеет обширным земельным участком.

Ответ кроется в нацистском прошлом: имение было отобрано у еврейской семьи и продано по бросовой цене, чтобы семья могла бежать. И Хайдер без зазрения совести живет в этом доме. Электорат предпочел отвернуться от подобного факта, приведя к власти партию Хайдера, несмотря на презрение всего мира.

Как-то неловко чувствуют себя австрийцы, когда израильский центр Шимона Визенталя утверждает, что их земля — это «седьмое небо» для нацистских военных преступников. Эфраим Цуров, посвятивший жизнь тому, чтобы вершить правосудие над нацистскими военными преступниками, оставшимися в живых, обвинил Австрию в «полном провале» из-за того, что та помогает бывшим нацистам избежать правосудия. В особенный гнев привел его отказ Вены выдать Хорватии Миливоя Аснера. Аснер, который в настоящее время проживает в Клагенфурте, служил начальником полиции в Подзеге и сыграл важную роль в преследовании и уничтожении сотен евреев, сербов и цыган. Он занимает не последнее место в проекте визенталевского центра «Операция „Последний шанс“», призывающем устроить облаву на уцелевших убийц.

«Все очень просто, — говорит Цуров. — Мы полны решимости заставить этих ублюдков предстать перед судом. Эти люди не заслуживают никакого сочувствия — они убивали евреев, цыган, гомосексуалистов, свидетелей Иеговы и многих других несчастных. Но мы сталкиваемся с серьезными препятствиями в таких странах, как Австрия, где полностью отсутствует политическое стремление преследовать нацистских военных преступников. За три десятилетия Вена не вынесла ни одного приговора участникам холокоста. Вы думаете, потому что там нет военных преступников? Верится с трудом. Их там пруд пруди. Но Австрия не проявила никакого интереса к тому, чтобы они предстали перед правосудием. Такова система, превратившая Австрию, попросту говоря, в „рай“ для военных преступников.

В 1985 году я поехал в Вену, чтобы встретиться с самим Визенталем, который воплощает живую легенду. Человек, потерявший восемьдесят девять родственников во время холокоста, основал агентство, выслеживающее виновных по всему свету. Он мог бы жить в Бонне или в Нью-Йорке, где еврейские деньги более доступны, чтобы спонсировать его усилия. Но он решил остаться в Вене, и вот что Визенталь говорит о причине своего решения: „Я остался здесь как заноза в их совести… этих добрых австрийских буржуа, которые блеяли, как ягнята, называя себя жертвами нацизма. Они приняли его с распростертыми объятиями. Я каждый день подхлестывал их сознание — вот почему я остался“. Он раскрыл факты, свидетельствующие о том, что покойный австрийский президент Курт Вальдхайм был немецким офицером на Балканах и во время войны сыграл свою роль в массовых убийствах партизан и безоружного гражданского населения, что тогда считалось в порядке вещей».

Вальдхайм, который также десять лет прослужил в должности Генерального секретаря ООН, делал все возможное, чтобы держать подробности того времени в секрете. Существует неразрывная связь между такими личностями, как Фритцль и австрийская ментальность.

В каждой семье есть свои тайны; не обязательно на катастрофическом уровне Йозефа Фритцля, но они есть. Соедините такие тайны с государством, в котором их тоже предостаточно, и будет легче понять, почему в Австрии существует подобная проблема.

Фритцль и его жена, набожная католичка, выросли в эпоху с четким распределением ролей между мужчиной и женщиной. Феминистки могут отвергать отношения 1940—50‑х годов как сексизм каменного века: мужчина — охотник, добытчик, женщина — покорная супруга, которая не задает вопросов и не высовывается с кухни. Но подобные отношения — часть ткани австрийского общества. Мужчинам не только позволялось вести параллельные жизни, от них этого ждали: у австрийца определенных лет, в классическом варианте, есть подружка в соседнем городке. У Фритцля тоже почти наверняка была такая, не говоря уж о его тайной семье в подвале. Если его жена и не думает задавать ему вопросы о его действиях, то почему это должны делать соседи? У каждого мужчины есть право на тайну, а то и на две.

Розмари уважали в общине. Почему? Да потому что она вырастила детей своей дочери как собственных. Она никогда публично не жаловалась на Йозефа. Детей пунктуально отводили на занятия музыкой, футбол и прочие мероприятия и аккуратно приводили домой.

Но все это — затянувшаяся рясой поверхность глубокого пруда.

Австрийские политики обещали рассмотреть все факты дела Фритцля. Но существует как бы схема официальной летаргии, как то доказало дело Кампуш. Прошло уже два года после ее возвращения в мир света, но чиновники не обращают внимания на серьезные промахи в ее деле.

Неудачи полицейских при исчезновении десятилетней школьницы вошли в легенду, как, например, их неспособность обнаружить дом подозреваемого — и действительного преступника — Вольфганга Приклопиля с помощью собак, которые моментально учуяли бы запах Наташи. Затем последовал провал с его фотографией, которую можно было бы показать свидетелям, видевшим, как маленькая девочка забирается в белый фургон типа тех, которым пользовался Приклопиль, не говоря уж о том, что никому не было поручено составить психологический портрет похитителя. Работавший над делом офицер первые девять месяцев не имел даже эффективной компьютерной системы, связанной с Интерполом или хотя бы с австрийскими силами безопасности. В конце концов, стремясь найти девочку, полицейские прибегли к помощи спиритических планшеток. В то время главой подразделения по розыскам Наташи был Макс Эдельбахер, уволившийся на пенсию всего за месяц до побега Наташи. «Ни я, никакой другой полицейский не верили, что она еще жива, — говорит он. — Однако ужасно, что девочка могла пробыть в нашем районе восемь лет, когда ее безуспешно искали тысячи полицейских. По справедливости, надо было бы спросить, где мы допустили ошибку».

В феврале 2008 года Хервиг Хайдингер, бывший глава Федеральной уголовной полиции, заявил, что Приклопиль действительно являлся главным подозреваемым в течение нескольких недель после исчезновения девочки. Но с ним для проформы побеседовали несколько минут, а затем отпустили, предоставив ему право осквернять и растлевать свою жертву целых восемь с половиной лет. Во время написания этой книги парламентская комиссия, созванная для расследования промахов полиции, доложила, что были допущены серьезные ошибки. Неизвестно, обращалась ли комиссия