– Ты говорил, что твой род отличается особой устойчивостью к запретному колдовству, – напомнила я. – Мол, кровь любого Шаорраша послужит настоящим ядом для любого создания нижнего мира или же слуги Темного близнеца. Почему так произошло? Ты же сам только что сказал, что Роланд не обладал даром искусства невидимого. Откуда же этот талант взялся у его сына?

– Хороший вопрос. – Фабион одобрительно кивнул. – На который, увы, до сих пор не найден ответ. Есть только предположения разной степени правдоподобности. Но вот тебе достоверные факты. Известно, что Арон и Беатрикса очень переживали из-за преступлений своего сына, поэтому решили воспитать его сына совершенно другим человеком. В раннем детстве он был отдан в храм Светлого близнеца, чтобы всю жизнь замаливать грехи отца, которого даже не видел ни разу. В десять лет все дети, воспитывающиеся при монастырях, проходят обязательную проверку на наличие скрытого дара к магии. Как ни странно, но у Варравия он был замечен. Естественно, после открытия поднялся страшный переполох. Несчастного перепуганного мальчишку под строжайшей охраной отправили в столицу, где целый консилиум знаменитейших магов несколько долгих лет внимательнейшим образом изучал его, силясь найти даже самую малую склонность к насилию и магии смерти. Но в результате проверки обнаружилось совсем иное: иммунность ребенка к запрещенному колдовству. В ходе долгих споров было решено, что таков дар Светлого близнеца. Мол, он наградил мальчика такой особенностью, чтобы тот искупил грехи отца и всю жизнь посвятил искоренению зла и охоте на колдунов и ведьм. Надо сказать, прославленные маги не ошиблись в своих выводах: Варравий всю свою жизнь положил на истребление зла на территории Пакасии, за что получил прозвище Шаорраш, что в переводе с древнеакрийского означает «доблестный охотник».

– Вот как. – Я хмыкнула, находясь под огромнейшим впечатлением от рассказа. – Потрясающе! А что насчет твоей татуировки?

– Это просто знак принадлежности к роду, – слишком быстро, на мой взгляд, ответил Фабион. – Всякие фразы на древнеакрийском по поводу долга и прочего. Ничего особенного.

Я недоверчиво покачала головой. Ох, темнит он что-то! Но сказать ничего не успела. Дорожка в этот момент вильнула в последний раз, и мы вышли на крутой глинистый берег реки, служащей естественной границей между Ромалией и Пакасией.

Звездочка позади нас негромко заржала, видимо оценив высоту и крутизну спуска, который нам надлежало одолеть. Я в свою очередь передернула плечами. Даже с нашего места было заметно, что река обладала весьма бурным и быстрым течением, а плавала я, что скрывать, плохо.

По спине опять пробежали холодные мурашки дурного предчувствия, но на этот раз я была склонна отнести их к нежеланию лезть в воду. Весело будет, если я утону всего в шаге от долгожданной Ромалии.

– Не беспокойся, Катарина. – Фабион без особых проблем угадал причину тревоги, красноречиво отразившейся на моем лице. – Насколько я вижу, к тому берегу тоже подходит тропинка. Значит, мы вышли к броду. Тут не должно быть глубоко.

Мы со Звездочкой понимающе переглянулись, и лошадь недовольно зафыркала, показывая, что не склонна верить хозяину.

– Или мы переправимся здесь, или придется несколько миль идти вниз по течению к деревне. – Фабион поспешно скинул с плеча котомку и вытащил из нее неизменную карту. Провел пальцем по предполагаемому маршруту. – Хм… Я бы даже сказал, что это небольшой провинциальный городок. Чудное название – Багрянец. Там нас вполне могут ожидать люди моего дяди, если не он сам.

– Ничего не скажешь, умеешь ты убеждать, – проворчала я и сделала первый осторожный шаг по дорожке, уходящей вниз между зарослей колючего кустарника и темной зелени вьющихся трав.

К моему удивлению, вскоре мы уже стояли у воды, добравшись сюда без особых приключений. Река только издали казалась неприступной. Даже Звездочка без проблем преодолела спуск, медленно и величаво вышагивая за Фабионом, который вел ее под уздцы.

Нестерпимая синь реки, искрящейся под ярким солнцем, резала глаза. Я подошла ближе, присела на корточки и окунула ладони в прохладную воду, собираясь умыться.

– Осторожнее, Катарина, – произнес позади Фабион. – А то вдруг водяного приманишь?

Я кинула лукавый взгляд через плечо, намереваясь пошутить по поводу того, как он вошел в роль заботливого брата, но не успела вымолвить и слова.

Боль. В глазах потемнело от нестерпимой, жгучей боли. Я не удержалась и ткнулась носом в песок, свернулась клубочком и жалобно заскулила, словно жестоко побитый щенок. В голове не осталось ни одной мысли. Да что там! Я была уверена, что у меня даже головы не осталось, что она лопнула, не выдержав этой невыносимой пытки страданием.

Приступ длился, казалось, целую вечность, за время которой я забыла, что значит быть человеком, превратилась в подобие загнанного, тяжело раненного зверя, мечтающего только об одном – чтобы его добили и тем самым прекратили мучения. Уверена, останься у меня сейчас хоть капелька сил, я бы сама размозжила себе голову, лишь бы избавиться от этих раскаленных игл, которые пронзали мои виски при каждом вздохе, каждом стоне, каждом ударе сердца.

Наконец боль немного отступила, но не ушла полностью, притаившись в затылке ломотой, рискующей в любой момент обернуться знакомым ураганом мук. Зато я получила возможность видеть и слышать, правда, встать или оглядеться по сторонам все еще была не в состоянии.

Взгляд медленно сфокусировался на чьих-то сапогах. Кто-то стоял надо мной, изучая с равнодушным спокойствием истинного садиста. И я знала, кого увижу, еще до того, как меня пнули в плечо, заставив перевернуться на спину и посмотреть в лицо моему мучителю.

– Марко, – прошипела я, с ненавистью уставившись в глаза мужчины, полные изумрудного льда. – Это вы!

– Правда, приятный сюрприз? – Мужчина холодно улыбнулся и с нарочитым сочувствием покачал головой. – Ох, дети, дети. Какие же вы все-таки глупые и наивные! Надеялись сбежать от меня?

Я с трудом скосила глаза, пытаясь отыскать взглядом Фабиона. С тревогой охнула, заметив его лежащего чуть поодаль. Бледный, с лицом залитым кровью из глубокой раны на лбу, приятель казался мертвым. Неужели Марко убил племянника?

– Да жив он, – с нескрываемым презрением фыркнул маг. – Хотя, думаю, скоро пожалеет об этом. Как и ты, моя милочка.

Я перевела взгляд на реку. Другой берег был таким близким, таким желанным, но, увы, уже недосягаемым.

* * *

Следует признать, Марко действительно был настоящим садистом, не жалеющим не только чужих людей, но и родственников. Не знаю, была ли обусловлена рана Фабиона магией или же прозаическим ударом дубиной, но приятель долго не приходил в себя. Так долго, что заволновался даже сам маг. И это было основной причиной того, что он приказал своим людям готовиться к ночлегу в лесу около реки, хотя сначала собирался гнать лошадей всю ночь, чтобы в кратчайший срок доставить меня и Фабиона на королевский суд.

Удивительно, но меня не стали связывать или каким-либо иным способом ограничивать свободу передвижений. Марко долго пристально глядел мне в глаза, затем начертал какой-то знак у меня на лбу и потерял всяческий интерес к моей скромной персоне. Его спутники – дюжие головорезы в черных рясах странствующих монахов – тоже не обращали на меня ни малейшего внимания, словно я для них не существовала. Естественно, это весьма заинтриговало меня, но попытку сбежать я решила отложить на вечер. Думаю, в темноте мне будет легче скрыться, чем при свете солнца.