это твоя вина. Ты не получишь нашей защиты, пока не заслужишь ее и не будешь вознагражден.

Парень кивает, и я не могу не почувствовать исходящую от него позицию паиньки, задаваясь вопросом, как, черт возьми, он вообще оказался замешан в этом мире. Снаружи он кажется таким суровым со своей металлической музыкой, острой челюстью и ядовитым взглядом. Но у него деловой склад ума, и если бы ребята принимали на работу, этот парень должен был бы быть первым в их списке.

Он кивает.

— Все в порядке. Я понимаю.

— Хорошо, — говорю я, снова опуская взгляд на стол. — Покажи мне, как ты продвинулся.

Дилер выдвигает стул и опускается на него, прежде чем начать собирать наличные. Большая часть денег уже была разделена на стопки, так что он быстро отсчитал первоначальные пятьдесят тысяч, которые был должен ребятам.

— Это то, что вы просили, — говорит он, подвигая ко мне стопку, а затем протягивает мне еще одну, гораздо меньшую. — А это дополнительные 2 тысячи, которые задолжал Джулиус, — добавляет он, переводя взгляд на Романа. — Ты упомянул, что если я компенсирую это, то получу бонус.

Роман прищуривается, видя, что на столе осталось еще много наличных, и учитывая, сколько еще таблеток ему предстоит продать, я бы сказала, что парень это заслужил. Роман кивает, и вот так просто парень вздыхает с облегчением и снова обращает свое внимание на меня.

— Есть лишние тридцать штук плюс возможность получить еще пятнадцать. Обычно я продаю дохрена в пятницу и субботу вечером, так что до тех пор мне хватит, но мне понадобится больше товара… ну, знаете, при условии, что вы хотите, чтобы я продолжал продавать для вас.

Я киваю.

— Ты хорошо поработал, — говорю я ему, сгребая 52 тысячи и кидая их обратно в спортивную сумку, прежде чем просмотреть на оставшиеся деньги и разделить их. Я протягиваю ему десять штук. — Считай это своим бонусом за хорошо выполненную работу, — говорю я, прежде чем сунуть ему еще пять. — А это — твой стимул вернуть ту же сумму при следующей встрече.

Парень смотрит на меня, и, учитывая, в какой дыре он живет, я могу с уверенностью предположить, что пятнадцать штук — это больше денег, чем ему когда-либо давали.

— Ты, блядь, издеваешься надо мной, — выдыхает он, его глаза расширяются от недоверия.

— Ты делаешь для нас хорошую работу, и мы вознаграждаем тебя, но обмани нас, как это сделал твой друг, и ты окажешься в неглубокой могиле. Это понятно?

Он яростно кивает, и я боюсь, что его чертова голова вот-вот слетит с плеч.

— Да, мэм, — быстро отвечает он. — Я вас не подведу.

Мэм? Черт возьми.

— Позаботься об этом, — говорю я, хватая сумку и оставляя ему оставшиеся таблетки. — Жди свежую партию таблеток до выходных, — говорю я ему, ни на секунду не сомневаясь, что парни, скорее всего, удвоят его запасы и будут гонять его, пока он не иссякнет.

Не говоря больше ни слова, я поворачиваюсь и выхожу из дома этого парня, а мои три зверя следуют за каждым моим шагом. Мое сердце бешено колотится в груди, пока мы не выходим через разбитую входную дверь.

— Что это было, черт возьми? — Я дышу, глубоко вдыхая свежий воздух.

— Неплохо, — говорит мне Леви, забирая тяжелую спортивную сумку у меня из рук. — Тем не менее, ты показала себя идеально, я видел, как нервы просвечивали, как гребаный маяк, но я не думаю, что он это заметил. В тебе еще есть потенциал.

— Спасибо, — бормочу я, протискиваясь к выходу через маленькую калитку.

— Не будь самоуверенной, — говорит мне Роман. — Это не всегда дается так легко. В следующий раз тебе, возможно, придется просто пустить кому-нибудь пулю в лоб.

Я прерывисто вздохнула, все еще не в силах поверить, что только что забрала семьдесят с лишним тысяч долларов нарко-денег во время вторжения в дом и ушла, как будто я была непобедима.

— Это было странно опьяняюще, — говорю я им, хватаясь за ручку двери и дергая ее на себя, оборачиваясь к трем задумчивым мудакам позади меня. — Но вы должны мне чертову выпивку.

19

Звезды пляшут по ночному небу, пока Роман везет нас обратно в город, подальше от зоны бедствия, которую их новый любимый дилер называет своим домом.

— Куда мы теперь идем? — Спрашиваю я, чувствуя головокружение, поскольку кайф от того, что я такая крутая задница, все еще разливается в моей груди.

Роман усмехается.

— Домой. Мы сделали то, что должны были сделать.

Мое лицо искажается от разочарования.

— Серьезно? Мы едем домой? — Спрашиваю я. — Это отстой. Мы должны пойти куда-нибудь и отпраздновать. Сегодняшний вечер был потрясающим. Никто не умер, я не увидела это разлагающееся тело, и, блядь, я охренительно отыграла. Кроме того, помнится, я сказала вам, что вы все должны мне выпивку, и я ожидаю оплаты скорее раньше, чем позже. Нет, — выпаливаю я, вспоминая, что больше не принимаю "нет" в качестве ответа. — Сейчас. Я хочу оплаты сейчас.

— Жестко, — смеется Роман, хотя его смех не кажется таким веселым или искренним. — Ты можешь выпить в замке. Мы уже нарушили правила нашего отца, выйдя на улицу сегодня вечером. Мы не можем рискнуть слишком многим за одну ночь, не попавшись.

— Он прав, — говорит Леви. — Ты хоть представляешь, сколько звонков было бы сделано в полицию за одну только поездку сюда? Нас разыскивают по всей стране, мы в каждом гребаном списке "самых разыскиваемых", многие из них с приказом стрелять на поражение. Мы не можем оставаться на свободе дольше, чем нужно. Кроме того, тебя когда-нибудь задерживало ФБР? Это не весело. Я не планирую делать это во второй раз.

Я издала тяжелый стон, более чем разочарованная их поведением "старика, который ложится спать к 7 часам вечера".

— Боже, для самых опасных мужчин на планете вы точно знаете, как испортить настроение женщине. Разве такие парни, как вы, не должны знать пару вещей о том, как хорошо провести ночь? Потому что… и я не имею в виду это в плохом смысле, но вы говорите как кучка гребаных зануд, которые слишком боятся своего папочки, чтобы нарушать комендантский час.

Роман нажимает на тормоз, а Маркус бормочет проклятия рядом со мной, его челюсть стиснута, а глаза суровы. “Эскалейд” с визгом останавливается в центре городской улицы, и если бы это произошло через двенадцать часов, город был бы забит телами.

Роман разворачивается на своем сиденье, наклоняясь