Планета Казачок. 9 ноября 2189 г.

САУП на оборонительных позициях пластунов.

13 часов 47 минут.

— «Ромашка-1», «Ромашка-1», я — «Одиннадцатый», как там у вас? — услышал я в наушниках голос Иглы.

Голос был приглушенным, почти неслышным. Здесь, внутри многослойных бункеров и переходов, связь все-таки здорово экранировалась.

— Нормально. Все нормально у нас.

— Помощь нужна?

— Нет, порядок, сами справляемся.

— Есть, «Первый», понял тебя! — ответила Игла в мужском роде.

Я, кстати, уже много раз обращал внимание, что в бою наши девчонки часто переходят на мужской род. Стереотипы срабатывают? Война, мол, дело для настоящих мужчин, тут все становятся мужиками, даже бабы!

А как же политкорректность?

Поднажав, я опрокинул паукообразную станину «аптушки» и на всякий случай заклинил затвор тремя ударами виброножа. Вот так…

Конструкция предельно простая, станина крепится перед амбразурой на четырех гайках. Подошел аккуратненько сзади, срубил их виброножом — и вали ее, как жертвенного барана на мусульманском празднике. Абсолютно беззащитные механизмы. Если подойти изнутри и сзади. Дергаются, клацают клеммами и как будто даже шипят. Но развернуться назад не могут, конструкция не предусматривает. Странно вспомнить, как полчаса назад прятался от них за камнями, потея от макушки до задницы.

Казаков в бункере больше не оказалось, так что мы с Кривым спокойно прошлись по всем залам и посшибали «аптушки». Под подошвами громко хрустели стреляные гильзы, ковром устилавшие бетонные полы.

«Чего он, кстати, там возится?» — оглянулся я на Кривого. На последнем агрегате Вадик застопорился и что-то в нем ковырял с искренним увлечением юного натуралиста.

Пусть развлекается, последний же…

— «Ромашка-1», «Ромашка-1», я — «Одиннадцатый», подниматься можем?

— Погодите пока.

— А что там, взводный?

— Ничевочка с хвостиком, господин командир отделения, — сообщил я.

— Остер ты умом, командир, сил никаких не хватает… — проворчала Игла.

Дожидаясь, пока Кривой закончит техническое самообразование, я подошел к смотровой щели. Облокотился. В сущности, лишний жест, броню и так можно зафиксировать в любом положении. Просто привычка приваливаться к чему-нибудь в человеке неистребима.

Сама щель узкая, как им и положено, но с расширением к краям. По принципу чаши, что обеспечивает хороший обзор. Вообще отсюда хороший обзор. Даже страшно представить, как мы с Кривым карабкались снизу, прячась за укрытиями, которые ничего, в сущности, не укрывают.

Внизу, среди камней, была ясно видна застывшая туша «лангуста». Маячили горбатые фигурки солдат, почувствовавших, что стрельбы больше не будет. А вот и Диц показался, заметил я модифицированную броню комбата. Теперь, когда все закончилось, он, конечно же, во главе атаки. Я уже представляю, как будет выглядеть наградное представление — лично возглавил атаку на системно-автоматический укрепленный пункт, благодаря чему, ввиду умелого руководства…

— «Ромашка-1», «Ромашка-1», я — «Клум-ба-2»! Слышишь меня?!

— Слышу вас, «Клумба», хорошо слышу!

— «Ромашка», слушай меня, поступил приказ прекратить огонь! Ты понял? Совсем прекратить! Ты понял, «Ромашка», слышишь меня?! — Рагерборд почти кричал. — Война закончилась!

У щели связь работала чуть получше, я отчетливо слышал, что он кричит. Так не похоже на сдержанного капитана… Этот скандинав скорее флегма, как и все они… Война закончилась?!

— Есть, сэр! — ответил я машинально.

«Война закончилась… Вот и война кончилась, как все кончается в этом мире», — подумал я и сам себе удивился. Странная какая-то мысль, слишком корявая, что ли… Так просто… Господи… Да неужели все, неужели это конец? — никак не мог сообразить я.

Или — не мог поверить? Не укладывалось в голове…

Ждали, конечно, догадывались, надеялись, но, по большому счету, как-то не верилось.

Или война не кончится, или ты не доживешь до ее конца — два наиболее вероятных варианта… Одинаково вероятных…

Да, именно в этот момент все и случилось, вспоминал я потом. «Аптушка», с которой возился Кривой, вдруг ожила, задергалась, выплюнула длинную звонкую очередь, резанувшую по ушам.

Точнее — нет, оглянулся я уже потом, после, а сначала просто заметил, как фигурка Дица словно переломилась, подбросилась в воздух, рассыпая осколки брони, будто облупленную скорлупу. Именно скорлупу, почему-то это сравнение отчетливо мелькнуло в голове…

Отпрянув, я увидел Вадика, нависшего над крупнокалиберкой. Пулемет уже смолк. Из ствола тонко сочилась белесая струйка дыма.

Вадик резко, рывком поднялся и со значением посмотрел на меня. Забрало его гермошлема было приподнято. На впалом, лоснящемся от пота лице — довольная ухмылка. Пожалуй, именно так ухмыляется умный удав, услышав за кустами гомон кроличьей свадьбы. Умный удав никогда не нападет на кроликов в момент свадьбы, считает крольчат по осени. Равно как и цыплят, котят и остальную добычу…

Обещал убить и убил. Сдержал свое обещание, Кривой всегда держит слово.

Предупреждать же надо! Хотя бы!.. И как это он ухитрился перевести автоматический пулемет на ручной режим? Главное — быстро как! Главное — как точно прицелился навскидку, без приборов…

Это все я успел увидеть и подумать за какие-то секунды, а может, и доли секунд. Потом, инстинктивно, снова глянул наружу.

Приподнимающиеся было солдаты опять посыпались за камни. Даже «лангуст» вроде как насторожился, заметил я. Танк еще не сделал ни одного движения, совсем ни одного, я просто понял, почувствовал, что сейчас ракетная турель начнет приподниматься и грянет очередной залп.

— Все назад!

Кривой без слов метнулся вслед за мной в глубину бункера.

* * *

«Лангуст» отработал несколько ракетных залпов подряд. Хорошо врезал. От всей души.

Крепкий бункер, правда, все равно не поддался, но потолок над нами дрожал ощутимо. Одна из ракет разорвалась совсем рядом с амбразурой, и вспышка ослепительно ударила по глазам. Да, фильтры…

Между прочим, убить же могли! Ракета в смотровую щель, конечно же, не войдет, да и амбразуры для пулеметов ничуть не шире. Казаки — не дураки и прекрасно знают диаметр наших боеприпасов.

Но вдруг? По закону подлости? Именно в самый последний момент, как в плохом кино? Герой мужественно гибнет, узнав о благополучном финале. С полными штанами счастья, хотя и при смерти. Что, понятно, делает его счастье чуть менее безоблачным. Даже, я бы сказал, затуманенным легкой грустью прощания с этим говенным миром. Который теперь, после его смерти, остается один на один с недобитым злом…