Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Контрольный вопрос. Что проку вопить?
Кого эти подробности волновали — кроме меня? А вот чаевые, точнее, их размер, волновали! Да и не смог бы я, не хотел я обличать, клеймить, публично позорить. Не мое это было амплуа. Поэтому каждый раз принимал свою (подчеркиваемую и выпячиваемую другими) второсортность — как закономерную данность. Свыкся с ней. Хотя иной раз становилось горько. Так горько, что тянуло плюнуть себе в лицо!
Маркофьев, расплачиваясь, успокаивал меня:
— Мы друзья, какие счеты?
После этого стыдным стыдно становилось думать, что он тратит то, что мне должен. Что недоплатил на протяжении жизни и стырил буквально вчера. Нет, настолько мелочным, чтобы так думать, я пока еще не стал. (Хотя мысль нет-нет, да и возникала: "Грабитель!") Что ж, поделом, поделом мне было это терпеть, если за целую жизнь не снискал почитания, не накопил суммы, которая позволила бы претендовать на угодничество обслуживающего персонала.
— За все всегда платит слабый, — приговаривал Маркофьев, отсчитывая новенькие купюры. — Ох, бедный я бедный…
И по существу иллюстрировал свою же мысль: СЛАБЫЙ И БЕДНЫЙ ВЫЖИВАЕТ КАК МОЖЕТ, СИЛЬНЫЙ И БОГАТЫЙ ЖИВЕТ КАК СЧИТАЕТ НУЖНЫМ. Ходить за примерами далеко нет нужды. Стоит вспомнить всемирную историю — в самых общих чертах. Или посмотреть вокруг.
Контрольные вопросы. Бедный прав во всех случаях или только когда поднимает бунт и потрошит богатого? Кто главнее в ресторане — тот, кто дает чаевые, или тот, кто кичится своей честностью? Кто — бедный или присвоивший его труд богатый — на самом деле расплачивается за все на свете, в том числе и за ресторанные угощения? Кто из двоих прав: Маркс, давивший неимущим на эту больную мозоль, или — Маркофьев, стремившийся сгладить противоречия? К чему приводит то, что у одних есть все, а у других ничего?
Ответ. Ни к чему не приводит.
В подворотнях, при ограблении квартиры, угоне машины бедные отнимают у бедных, богатых эти мелкие инциденты не затрагивают.
О ДРУЖБЕ
И еще он говорил:
— Кому нужны друзья, если разобраться? Только нищим и слабым. Убогим и сирым. Потому что сильный и богатый сам справится со всеми трудностями. Откупится от неприятностей, приобретет то, чего ему недостает. У сильного связи возникают словно сами собой… …..Нищий и слабый, напротив, нуждается в помощи и поддержке, вот и обкладывается со всех сторон подпорками и соломкою. Друзьями.
КРОВОТОЧАЩЕЕ
Чем по преимуществу занят человек? Тем, что придумывает оправдания себе и своим поступкам. Или ищет утешения. "Делает себе удобно". Если ему это удается, то живет комфортно и припеваючи, если нет — начинаются проблемы с обществом и самим собой. Вам нужны проблемы?
Эта книга, в отличие от большинства аналогичных изданий, состоит не из умело скомпилированных чужих цитат, а из кровоточащих кусков личного, собственной жизнью оплаченного опыта.
Много ли вы встречали учебников, в которых столь щедро, как в данном пособии, делятся мыслями, саморазоблачаются и критикуют себя, раздаривают выводы, сеют разумное, прививают перспективное?
Цените такое доверительное отношение!
Контрольные вопросы.
Резюме. Из любого тупика есть лишь один выход — взять, на вооружение мудрость "Теории Глупости", книги, которую вы сейчас держите в руках!
ПРИЗЫВ
Если вам нравится всю жизнь оставаться школьником — ходить по струночке, ездить в метро и ждать, пока освободится место, чтобы ненадолго на него опуститься, а потом снова вскочить, уступая его пенсионеру или беременной толстухе, если нравится носить тесные кургузые плащики и трястись со сложенными на коленях покорно руками на заднем сиденье автобуса, если, повторюсь, вам нравится до седых волос, до лысины оставаться подневольным учеником хитроумных и лукавых учителей и самое большее, что у вас есть в жизни — это сознание, что вы не нарушили дисциплину и за поведение вам поставят "пять" — тогда не читайте, отложите в сторону эту книгу. Отдайте ее другим. А вас мне жаль. От души жаль…
КУТЕЖ И ГУДЕЖ
За что я должен был на своих новых знакомцев дуться? С какой стати? Я вот именно должен был растаять от их великодушия! Тем более, самому мне нечем было кичиться или гордиться. С чего мне было кобениться и задирать нос? Чего я в жизни достиг и чем сумел себя зарекомендовать? Почему имел право говорить, что прав я, а не другие?
По случаю моего состоявшегося примирения с Моржуевым, Овцехуевым и Мариной был устроен грандиозный кутеж, настоящая оргия — под кустами бугенвиля, на газоне, сплошь уставленном снедью и бутылками. Маркофьев ел фрукты и овощи и любимое рагу из зайца, детектив Марина налегал на маринованных октопусов, Овцехуев отдавал предпочтение глухарям в вине, Моржуев кушал финики, я мучался, что не могу порадовать деликатесами Веронику и дочку. Чем только портил себе аппетит.
Когда я поделился своими терзаниями с Маркофьевым, он в сердцах пробормотал:
— Ну и зануда! Представляю, как ты надоел своей жене!
И прибавил:
— Ты — классический тип самоистязателя! Вместо того, чтобы получить радость: там — от общения с Вероникой, здесь — от роскошной трапезы, ты там хандрил из-за отсутствия денег, здесь — из-за отсутствия бабы… Ты всегда найдешь из-за чего хандрить!
Попутное замечание. Кусок не полезет в горло, если представить, сколько на него сыщется претендентов даже среди близких окружающих, не говоря уж о целом свете!
После каждой выпитой рюмки или бокала вина сердце начинало трепетать в груди бойчее: оно радовалось появлению в организме молодецкой влаги, заставлявшей кровь бежать по жилам стремительнее.
К концу гулянки я воспарил. Покаялся и сказал:
— И вы простите меня. За то, что говорил о покойном хорошо. А вас терзал придирками и напраслиной.
В финале прощеного банкета Маркофьев растроганно произнес:
— Вот и правильно! Очень мудро с твоей стороны.
ВОЖАК
Журавли летят клином… Стада перемещаются, растекаясь по пространствам, но принимая в момент перехода с пастбища на пастбище клинообразную, с заострением в авангарде, форму. У людей та же фигура: впереди вожак, за ним тянутся сподручные и сподвижники, потом валят прочие кормящиеся в этом ареале особи… Так, клином, и вколачиваются в жизнь…
Мы сплотились вокруг нашего вожака!
ПЕРЕБОР
Прощеное гуляние завершилось походом на морской берег, в хижину к маркофьевским знакомым рыбакам. Они накрыли стол, угостили нас домашним красным вином и ветчиной, а потом стали наливать еще и белое, принесли только что выловленную и зажаренную на вертеле рыбу. Притащили вареного козленка, заливного поросенка, мелко порубленных осьминогов… Я сам себе напоминал маркофьевскую мурену. Глотал и глотал — и не мог остановиться. Но являлись все новые и новые яства. Возникали новые графины. Наши желудки вспухали, переваливались за брючные ремни, переполнялись, как водохранилища в паводок.