* * *

Король Англии, возвращающийся в свое королевство после крестового похода вместе с пиратами? Это похоже на завязку приключенческого романа. Впрочем, приключения, достойные пера романиста, продолжались. Ибо это возвращение и есть самый настоящий роман, сюжет которого оказывается занимательнее и увлекательнее художественного вымысла.

Как бы то ни было, Ричард, которому до возвращения на английские берега оставалось более восемнадцати месяцев, наверное, не раз пожалел о своей вражде с графом Тулузским, из за которой ему пришлось поворачивать свой корабль на Корфу.

Верные своему слову, корсары направились к городу Газара на Адриатическом море и после долгого плавания пристали близ Рагузы (нынешний Дубровник) и ее владений. Оказавшись на берегу, король отправил гонца к графу Майнарду Гёртцкому, которому принадлежали близлежащие земли. Это обстоятельство не слишком радовало Ричарда, так как сеньор Гёртца был вассалом герцога Леопольда Австрийского. Но в любом случае у графа необходимо было получить пропуск на проход до Альп; после совета с приближенными Ричард дает своему посланнику точные указания: самого его якобы зовут Гуго, он — купец, путешествует вместе с графом Бодуэном Бетюнским, и ему желательно беспрепятственно пройти через территорию графства Гёртц. Кроме того, он вручил своему посланцу великолепный подарок для графа Гёртцкого: три рубина, купленные задолго до того у одного купца из Пизы; этими тремя камешками, за которые он заплатил девятьсот безантов, Ричард велел украсить золотой перстень. Казалось бы, подобный дар должен сделать сговорчивым всякого, кому он преподносится.

Но как раз столь дорогой и по-настоящему королевский подарок и вызвал подозрения. Когда посланник обратился за пропуском на беспрепятственное следование паломников, возвращающихся из Иерусалима, граф спросил его об именах этих пилигримов. Последовал ответ: «Одного зовут Бодуэн де Бетюн, второй — торговец Гуго, он и прислал кольцо». В душе графа Майнарда тотчас возникла догадка: «Нет, вовсе не зовется он именем Гуго, но звать его королем Ричардом». Затем, после минутного размышления, граф добавил: «Пусть я и поклялся задерживать всех паломников, прибывающих из тех пределов, и не принимать от них никаких даров, все же, ради красоты дара сего и ради сеньора, приславшего мне этот дар, ради чести, оказанной мне, пусть заочно, ибо он меня даже не видел, я принимаю дар и за него жалую вам вольность в вашем передвижении».

Вернувшись, гонец рассказал обо всем королю. Вместе со своими спутниками они купили лошадей и решили тайно, в полуночный час, покинуть свои жилища и бежать как можно дальше и как можно быстрее. Ибо граф Майнард, наверное, пожалев о своем добром поступке, известил своего брата, графа Фридриха Бетесовского, прося его задержать короля тотчас, как только тот появится в его владениях. Фридрих же послал одного из своих соглядатаев, человека весьма преданного, и приказал ему проверить весь город, отыскать дом, в котором остановились странники, и попытаться опознать короля по его речам или по каким-то иным приметам. Избранный для выполнения этой задачи некий Роже д'Аржантон оказался, судя по имени, нормандцем. Он вот уже двадцать лет жил в этом краю и вошел в самый близкий круг приближенных Фридриха, на племяннице которого женился. Граф посулил ему половину города, если он сумеет выследить и разоблачить короля; проверяя дома в городе, один за другим, он, в конце концов, обнаружил того, кого искал: король, правда, делал вид, что он обычный человек, простой оруженосец, но осанка выдала его. Роже д'Аржантон упал на колени, залился слезами и стал умолять короля поскорее бежать. Он предложил королю великолепного коня и поведал ему, предметом какого торга тот стал. Ричард, не слишком мешкая, пустился в путь, взяв с собою только двоих спутников: один из них носил имя Гийом де л'Этан, второй же был совсем юн, но зато говорил по-немецки, что было необходимо для путников, не желавших, чтобы их опознали. Вернувшись к своему повелителю, Роже объявил, что толки о прибытии короля оказались не слишком обоснованными, так как он сам видал только Бодуэна Бетюнского с товарищами, возвращающимися из паломничества. Рассвирепевший Фридрих приказал арестовать их.

Ричард, после трех дней и трех ночей непрерывного пути, без привалов на отдых и даже без передышек для того, чтобы подкрепиться, совсем обессилел, и оба его товарища тоже; они решили остановиться в местечке, называвшемся Гинана, на берегу Дуная, видимо, неподалеку от Вены. Это было совсем некстати, ибо как раз в это самое время там пребывал герцог Австрийский Леопольд, заклятый враг Ричарда.

Юного слугу послали купить чего-нибудь поесть, но из денег у него были только золотые безанты; а коль скоро тамошние добрые люди не видывали прежде ничего такого, то на юношу тотчас обратили пристальное внимание. Конечно, у него стали спрашивать, кто он таков и откуда взялся. Юноша назвался слугой очень богатого торговца, прибывшего в этот город трое суток назад. Потом, так скоро, как он только смог, юноша поспешил к королю и, рассказав о случившемся, стал умолять его бежать из этого городка. Но Ричард не просто притомился в дороге, он был свален горячкой: опять вернулась лихорадка, которая время от времени поражала его после того, как он побывал в Святой земле; потому обойтись без нескольких суток отдыха никак было нельзя. И через некоторое время юному его товарищу пришлось снова отправиться за едой. Было это на День святого апостола Фомы, то есть 21 декабря того же 1192 года. Тут он допустил неосторожность: на дворе стоял мороз, и потому юноша сунул за пояс перчатки короля, а на них красовался вышитый золотом леопард, то есть герб короля Англии. Его заметили, и местные блюстители порядка очень грубо обошлись с ним, пригрозив отрезать язык, если юноша не признается тотчас же, кто его господин. Волей или неволей он повел их к тому месту, где они укрывались, и вскоре вокруг дома собралась толпа, лучше сказать, настоящая свора, улюлюкающая, воющая, угрожающая.

Король, услыхав крики, вопли и вой, встал и приготовился защищаться, но поняв, что сопротивляться бесполезно, вынул клинок из ножен и заявил, что сдастся только лично герцогу. Тот не замедлил явиться. Ричард сделал несколько шагов ему навстречу и протянул герцогу свой меч. Леопольд, вне себя от радости, принял оружие врага с большим почтением и приставил к арестованному стражу из преисполненных рвения рыцарей, надзиравших за королем более чем усердно.

Летописец, подробно поведавший нам об этих событиях, не смог удержаться от выражения своей горечи:

«Род безмозглый! дикая страна!., жалкое и горестное несчастье, которое никак не могло бы произойти, не будь на то соизволения Бога Всемогущего, хотя намерения Его от нас скрыты, и не ведаем мы, желал ли Он покарать прегрешения самого короля, допущенные им в его времена сладострастные, либо же хотел поразить грехи его подданных, или попустил бедствие сие затем, чтобы стала ведома всему миру отвратительная злоба тех, которые преследовали короля в подобном деле, и чтобы навсегда, для потомства, были заклеймены каленым железом те, что ответственны за такое злодеяние, те, что притесняли такого короля, столь одаренного отвагой и равно подобной же мощью и возвращавшегося из столь тяжкого и исполненного трудов паломничества, а они понудили его испытать такой гнет и такие бедствия, наложив на его царство долг невыносимый по причине затребованного за него выкупа. И я спрашиваю, сколь же зловредным и чуждым установлениям веры христианской может быть род человеческий, чтобы такого князя и в таком деле подвергнуть обращению столь жестокому и столь тяжкому, чтобы он это терпел и выдерживал».