— Не сдует, цепарь, не дергайся. Это не ветер, а его тень, внятно? На Каате такие ураганы бывают, что все шестьдесят цеппелей вокруг своих мачт вертятся. Зрелище, ипать-копошить, нереальное, даже свуя так мозги не чистит.

Однако Мерса предпочел вернуться в кают-компанию. Ветер там или тень, внутри спокойнее. Привычнее. Пока, во всяком случае, привычнее.

Галилей не имел ничего против — чем быстрее закончится путешествие по цеппелю, тем лучше. Он обогнал алхимика, вышел в коридор и стал подниматься по лестнице.

— Здесь, цепарь, машины, а значит, царство шифбетрибсмейстера, внятно? Бедокур даже дрыхнет здесь, единственный из офицеров, чтобы, значит, всё время на посту, ипать-копошить. — Галилей задрал тельник и почесал спину. — В кузель я тебя не поведу, захочешь — с Бедокуром сходишь, а поведу я тебя…

Весь правый бок астролога оказался покрытым причудливой черной вязью. Линии, узоры, примитивные рисунки, письмена — все смешано в кучу, наползает друг на друга, сплетается, образуя то ли хаос естественный, то ли тщательно продуманный. Кончик татуировки вылезал из-под тельника, тек по шее до самого уха, и Мерса давно его приметил. Но спрашивать не стал — мало ли чего? На обычные цепарские татуировки черная вязь не походила, значит, что-то особенное, а об особенном едва знакомым людям рассказывают неохотно. Зато теперь, когда Квадрига сам, хоть и случайно, продемонстрировал замысловатый рисунок, вопрос прозвучал естественно:

— Крутая татуировка, — с уважением произнес алхимик.

— Спорки делали, — нехотя отозвался Галилей.

— Ты с ними общался?

— Я к ним ездил, цепарь, внятно?

— Зачем? — не удержался Мерса.

Квадрига остановился, резко повернулся к алхимику и начал:

— Ипать-копошить, цепарь…

Однако был прерван:

— Галилей! Ты кого сюда привел?

Астролог обернулся и довольно заулыбался:

— Новичка.

— А он всё сделал правильно?

— Сам спрашивай.

«На тот случай, если ты забыл, сообщаю: шифбетрибсмейстер отвечает за ход цеппеля, чтоб их обоих в алкагест окунуло. Главный механик, если проще. И главный электрик тоже, поскольку лишних офицерских должностей на „Амуше“ нет.

Короче, если ты, Энди, блуждая по цеппелю, столкнешься со здоровенным мужиком, с которого свисают дреды и амулеты, то будь готов к длинному разговору о том, все ли ты в своей жизни делаешь правильно…»

Из дневника Оливера А. Мерсы alh. d.

— Какой ногой ступил ты на борт «Амуша», несчастный?

Мерса удивленно икнул.

— Я?

— Какой?

Кто-то из Добрых Праведников, кажется, Николас, однажды голосом своим заставил остановиться табун обезумевших лошадей. Сейчас вокруг Мерсы грохотало столь же сильно.

Остановивший их мужик был высоким, или даже высоченным — не меньше двух метров ростом, — и весьма мускулистым. Но не «шкафом» — лишнее мясо отсутствовало. Одет он был в майку, украшенную пятнами машинного масла, грубые башмаки и штаны техника со множеством накладных карманов. А поскольку всё нужное в карманы не поместилось, дополнял костюм пояс с шестью подсумками. Длинные волосы мужика были заплетены в косички, между которыми свисали разноцветные веревочки и нитки бус, на широкой груди болтались четыре амулета, а на руках позвякивали браслеты.

— Какой ногой ступил ты на борт «Амуша»?!

— Не помню, чтоб меня в алкагест окунуло!

Здоровяк повернулся к хохочущему Галилею и, указав на алхимика пальцем, пробасил:

— Он всех погубит!

Фраза прозвучала приговором.

— Скорее всего, Бедокур, — простонал утирающий слезы астролог. — Ведь он до сих пор не выяснил, как его зовут…

— Что?

— Я знаю, как меня зовут! — Мерса покраснел.

— Безымянный цепарь! — взревел Бедокур. — Квадрига, что ты творишь, несчастный?! Зачем ты его привел?!

Галилей согнулся пополам.

— Нужно выбросить гаденыша за борт и провести луегарский обряд очищения. Необходимо как можно скорее обкурить «Амуш» диким бзутом.

Вторая и третья части алхимика не беспокоили, а вот первая — встревожила.

— Гаденыш — это я?

Вместо ответа здоровяк сложил в сторону Мерсы оборонительный жест из трех пальцев и продемонстрировал один из висящих на груди амулетов. Можно считать, что положительный ответ получен.

— Почему меня нужно за борт?

— Потому что ты — Безымянный цепарь, внятно? — всхлипнул Квадрига. — Ты приносишь несчастья.

— А «за борт» — это фигуральное выражение?

— Это первая часть луегарского обряда очищения. Обкуривание начинается потом.

— Не общайся с ним, Галилей! — прогрохотал Бедокур. — Или будешь три недели поститься!

— Хватит! — не выдержал Мерса. — Меня нанял Помпилио, внятно? — Он уже понял, что упоминание мессера действует на команду «Амуша» не хуже успокоительного, превращая в людей доброжелательных, покладистых и работящих. — Добавить чего-нибудь хочешь?

Здоровяк посопел, с подозрением изучая алхимика, после чего уточнил:

— Мессеру известно, что у тебя нет имени?

— У меня их два.

— И оба настоящие?

— Абсолютно.

Бедокур угрожающе покосился на астролога.

— Ипать-копошить, Чира, перестань мять меня взглядом, — хихикнул тот, вынюхивая очередную щепоть свуи. — Я не говорил, что он — Безымянный. Я сказал, что он до сих пор не знает, какое из его имен правильное, внятно? Кстати, Олли-Энди, позволь тебе представить Чиру Бедокура, нашего шамана и, по совместительству, шифбетрибсмейстера. Чира, перед тобой наш новый алхимик, Энди-Олли Мерса.

Алхимик нервно пожал здоровенную лапу шифбетрибсмейстера.

— Очень приятно.

— Подозрения на пустом месте не возникают, — задумчиво произнес Чира, не отпуская руку Мерсы. — На тебе, несчастный, есть тень Безымянного цепаря, а значит, нужно от нее избавиться… — Он покопался в одной из сумок, достал серебряный браслет, больше похожий на половинку полицейских наручников, и защелкнул его на запястье алхимика. — Будешь носить.

— Какого муля?! — взревел Мерса.

— Иначе ты всех нас сглазишь. — Внушающий взгляд Чиры заставил алхимика прикусить язык. — Где ты родился?

— На Бахоре, — машинально ответил Мерса.

— И поднялся на борт до полудня… — Бедокур прищурился. — Должно сработать.

— Браслет сними. — Алхимик быстро обследовал металлический круг и понял, что открыть его можно только с помощью ключа.