шевеля губами. — Ничего я тебе не скажу. Скорее сдохну, будь ты проклят.

Сергей окончательно рассвирепел. Жестоко встряхнул Марешаля.

— Расскажешь, как миленький! — сказал с угрозой. — Никогда не пытал пленных, но для тебя сделаю исключение. Русские — добрые… пока до белого каления не доведут. Считай, уже довёл. Прямо сейчас говорить будешь или…

— Пытай, — с издевательской улыбкой предложил Марешаль.

Он, конечно, Сергею не поверил. И тот очутился в глупом положении. Пытать француза он не собирался, не палач же, но как иначе разговорить? Разве что взять Марешаля за боевые конечности и так волочь до гостиницы. Побьётся головой об землю версты полторы, — глядишь, молчать и передумает…

Стремительный порыв урагана тяжело ударил в грудь, чуть не сбив с ног. И в этот миг…

В этот миг замок взвыл.

Шум дождя, визг ветра, плеск волн — всё разом утонуло в этом нечеловеческом вое. Терзая слух, пронзительные, нечестивые звуки причиняли почти физическую боль. От запредельного ужаса мутился разум. Казалось, вот сейчас, вслед за леденящим воем, во всём блеске загробного величия явится прародитель зла и увлечёт за собой в адскую бездну…

Чувствуя, что сердце останавливается, Сергей зажал уши ладонями.

А Марешаль со связанными руками перед этим воем был беззащитен. Оглянувшись, Сергей увидел выпученные, безумные глаза француза.

— Бежим! — закричал тот и сделал шаг.

Сергей пинком сбил Марешаля на землю.

— Бежать команды не было! — гаркнул бешено. — Мы с тобой ещё не поговорили!

— Ты спятил! Какой сейчас разговор? Ты же видишь, — небеса разверзлись… Хочешь самого дьявола дождаться?

— Да и пусть! Утащит в преисподнюю — туда тебе и дорога с твоим орденом.

— А тебе?

— А мне там делать нечего…

Словно подтверждая опасения побелевшего Марешаля, замок взвыл с новой силой. Чудовищный вопль рвался из глубин каменной громады, сотрясая землю, воду и воздух. Древний замок будто оплакивал… но что? Или кого? Неисчислимые легионы воинов, павших при защите его стен за долгие века? Свою забытость и обветшание?

Француз истерически зарыдал. Встав на колени, уткнулся в ноги Сергея.

— Бежим! — прохрипел умоляюще. — Или убей тут же. Это же бесовщина! Я больше не могу, не могу…

Сергей и сам уже чувствовал, что теряет рассудок.

— Ладно! — крикнул сквозь душераздирающий вой. — Мы сейчас уйдём. Но в гостинице ты мне расскажешь всё. Всё, ты понял? Или я привяжу тебя к дереву и уйду один. А ты подыхай тут…

Марешаль закивал головой. Сергей поднял его на ноги.

— И смотри мне, — добавил с угрозой. — Если передумаешь или начнёшь юлить, пригоню пинками обратно. Но уже не на берег, а в сам замок. Заодно и посмотришь там, что к чему…

— Хорошо, только быстрее! Ради бога быстрее…

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

В салоне графини Строгановой художник Белозёров всегда был желанным гостем, а после назначения президентом императорской академии стал ещё желаннее.

Впрочем, дело не в должности. Сергей Васильевич главным образом был уважаем в свете за талант, безупречную репутацию и высокие человеческие качества. Особое умиление женщин вызывала общеизвестная преданность статного синеглазого красавца своей жене. Правда, некоторые великосветские дамы такую верность втайне считали чрезмерной. Кому что…

Вечером тридцать первого мая в просторной гостиной графского особняка было оживлённо. Собрались человек двадцать пять, не меньше. Трепещущие веерами дамы блистали красотой и нарядами, а кто-то — постарше только нарядами. Мужчины в сюртуках и визитках напоминали важных птиц с чёрным оперением, кое оживлялось белоснежными рубашками, схваченными у шеи галстуками-бабочками. Старый приятель Белозёрова Стецкий, служивший начальником департамента в министерстве финансов, приехал в форменном вицмундире и теперь приветливо махал Белозёрову с другого конца гостиной.

Хозяйка салона встретила Сергея радушной улыбкой.

— Как мило, Сергей Васильевич, что вы приехали к нам, — сказала она, одаривая художника не лишённым кокетства взглядом выразительных серых глаз. Молодость графини уже миновала, однако благодаря изяществу и природному очарованию женщина всё ещё могла кружить мужские головы и, по слухам, в этом удовольствии себе не отказывала, — к неудовольствию мужа.

— Вы же знаете, Наталья Михайловна, бывать у вас для меня и честь, и удовольствие, — откликнулся Белозёров, целуя красивую руку, украшенную бриллиантовым перстнем.

— Мы вас ждали! Я всех предупредила, что сегодня вы главный гость.

— Вот как? Но почему?

— Какой вы, право, скромник… Ваша поездка во Францию всех интересует. Сегодня вы нам про неё расскажете. Хорошо?

"Смотря что", — подумал Сергей, кланяясь.

В памяти сами собой встали недавние картины и лица. Вот бедняжка Жанна, бесчувственно распростёртая на полу. Вот залитый кровью Лавилье, чья грудь разворочена пулями жандарма. Вот негодяй Марешаль, ополоумевший от невыносимого ужаса и на коленях умоляющий бежать от страшного замка…

Графиня Строганова с удивлением увидела, как шрам на щеке Сергея неожиданно побелел.

…Впихнув связанного Марешаля в номер и сдав с рук на руки кряхтящему, с туго перетянутым боком Долгову, Сергей кинулся к Жанне. Девушка лежала на спине с широко раскрытыми глазами. В уголке рта запеклась кровь. Схватил за руку и отпустил — холодна была та рука. Прижался ухом к груди. Тишина…

— Как же так?! — отчаянно закричал Сергей, хватаясь за голову.

Ведь понимал же, понимал, что иного исхода нет. С какой чудовищной силой швырнул горбунью на пол проклятый трактирщик, гореть ему в аду… При виде бездыханного, сломанного тела сердце, запнувшись, пропустило удар. Стало невыносимо больно, и пусто стало. Сел на пол рядом. Взял остывшую ладонь и пристально посмотрел на мёртвую Жанну, запоминая каждую чёрточку потускневшего в смерти, но по-прежнему милого лица.

Добрая. Славная. Несчастная. Так и не узнавшая радости…

На плечо Сергея опустилась рука.

— Не плачьте, Сергей Васильевич, тут слезами не поможешь. И ничем уже не поможешь, — услышал сумрачный голос Фалалеева.

— А кто плачет? Никто и не плачет, — пробормотал Сергей.

Перекрестился. Дрожащими пальцами бережно закрыл глаза с остановившимся взглядом. Оглянулся на Фалалеева.

— Подсоби, — сказал тихо.

Вдвоём они подняли по-детски лёгкое тело и положили на постель. Господи! И суток не прошло, как она сидела на этой постели, умоляя хотя бы о крошке счастья…

Встряхнув головой, Сергей огляделся.

— Где Мартен? — спросил хмуро.

Выяснилось, что сержант распихал связанных "орлиц Наполеона" по разным комнатам, запер, а сам побежал будить телеграфиста, чтобы вызвать из Орлеана помощь. По пути должен захватить доктора Триаля. Бедняжке Жанне, трактирщику и Лавилье уже не помочь, но уцелевший жандарм, получивший от Марешаля жестокий удар в голень, полулежал в кресле и время от времени со стоном поглаживал пострадавшую ногу.

— Пока суд да дело, предлагаю заняться мсье адептом, — решительно сказал Долгов. — Надо поговорить.

Марешаль смерил его потухшим взглядом