– Боже, я и не думала, что смогу когда-то услышать это вживую! Гениально! Эта ария Русалки Дворжака…Обожаю!

И Уля, восторженно блестя глазами, тихонечко напела:

– Měsíčku na nebi hlubokém,

světlo tvé daleko vidí,

po světě bloudíš širokém,

díváš se v příbytky lidí.

По мне, она пела ничуть не хуже той женщины на сцене, о чем я Уле и сообщила. Но она только досадливо отмахнулась и продолжала мечтательно расхваливать то одного, то другого солиста.

Благодаря каким-то знакомым отца, Кирилл смог вчера достать два пригласительных на гастроли солистов оперы Большого театра (билеты были раскуплены еще два месяца назад) – и вручил их нашей коварной своднице. Уля была счастлива до небес и обратно и возжелала пойти со мной.

Я была очень рада, что ей понравилось, но переживала, что зря заняла собой место какого-нибудь любителя оперы, потому что мне, честно говоря, было там скучновато. Одну песню еще можно послушать, но целых два часа – перебор.

Уля уверила меня, что это с непривычки, и потащила меня в кафе. Там я, умяв два больших эклера, вдохновенно рассказывала о позавчерашнем дне и нашем с Киром втором свидании.

– И что твои сказали? – Уля зачерпнула еще ложечку мороженого из креманки и с огромным удовольствием отправила ее в рот. – Они же первый раз его видели, да?

– При нем ничего не сказали, но выглядели недовольными, – я вздохнула. – А потом мама мне выдала, когда Кир уже ушел, что он из другого социального слоя и что я ему быстро надоем. А папа так ничего и не сказал, только брови хмурил. Уль, ну ты пойми, у меня папа столько за год не зарабатывает, сколько у Царева машина стоит. Понятно, что ему неловко и что он за меня переживает. Но мне-то что делать?

– Не знаю, – она пожала плечами, – может, дать им время привыкнуть к мысли о том, что у тебя есть парень, и вообще к самому Кириллу?

– Наверное.

– А про Америку что родители сказали?

– Мама против, а папа говорит, чтобы я попробовала. И если выгорит и стипендию дадут, тогда уже можно будет думать.

– Если выгорит, они тебя не удержат здесь никакими силами, – хмыкнула весело Уля. – Странно, что они этого не понимают.

Мы посидели еще полчаса, а потом я заторопилась домой.

– Мне надо еще два эссе за сегодня написать и Кириллу отправить, – объяснила я. – Он потом обещал проверить, когда с тренировки домой придет.

– Когда у вас тесты?

– Один 23 декабря, другой 29.

– Ого, – охнула Уля. – Как же вы успеете? Люди полгода, а то и год готовятся к такого уровня экзаменам. А у вас меньше месяца…

– Кир сдаст. Я уверена. TOEFL точно!

– А ты? – осторожно спросила Уля.

– А я сделаю все, чтобы тоже сдать и уехать с Киром в США, – решительно сказала я. – Если надо, спать не буду, есть не буду, но покажу максимально возможный для меня результат!

– Если не будешь спать и есть, точно все провалишь, – предупредила подруга.

– Уль, ты ж понимаешь, о чем я!

– Понимаю, – она ласково и немного грустно усмехнулась. – За Царевым на край света, да?

Я смущенно потупила глаза и ничего не ответила. Впрочем, ответ был ясен и так. Да, за ним хоть на край света. Потому что доверяю ему. И люблю. Странно, наверное, так думать про того, кто начал со мной встречаться, чтобы победить в споре, но, по-моему, не так важно, с чего началась история. Гораздо важнее, как она продолжилась. Мне хочется верить, что продолжение нашей личной истории будет счастливым. И я знаю, что мы оба будем стараться сделать его именно таким.

Это был странный декабрь: без снега, без холодов, похожий больше на осень, чем на зиму. Хотя ребята на кампусе говорили, что в Филадельфии бывает снег, но, видимо, не в этом году.

– Арахисовое масло, кленовый сироп, магнитики, – перечисляла я, сверяясь со списком, – рождественские украшения для мамы, футболка со Статуей свободы для папы – он просил. Что я еще забыла? А, конфеты для бабушки.

Я взяла с полки супермаркета две упаковки моих любимых peanut butter cups – маленьких шоколадных корзиночек с арахисовой пастой. Вкусных до умопомрачения! Я могла с чаем целую коробку таких съесть. Одна!

– А Уле что? – спросил Кир, покорно следующий за мной с тележкой.

– Уле я уже купила подарок, он дома лежит запакованный. Сборник старинных рождественских песен – в антикварном магазине нашла, и тушь хорошая, я в России эту марку не видела.

– А этому, как блин его зовут?

Я сразу поняла, про кого он.

– Не знаю, не придумала еще, – призналась я, потому что Улиного парня я видела всего три раза в жизни и разговорчивостью он не отличался. – Давай, наверное, тоже футболку. Я люблю Нью-Йорк или что-то типа такого. А что папе твоему подарим?

– Понятия не имею, – пожал плечами Кирилл. – Как ты понимаешь, не то чтобы ему чего-то в жизни не хватало.

– Дело ведь не в том, что твоему папе что-то нужно, – возразила я. – А в том, чтобы показать: ты о нем подумал, ты хотел его порадовать. Это важно!

– Окей, – сдался Кир. – Давай бутылку вискаря дорогого купим. Это точно никогда лишним не будет.

– Алкоголь нельзя отправлять по почте.

– Блин. Ну я не знаю. Ну давай галстук ему выберем или запонки, он это носит.

– Ладно, я тут видела рядом аутлет хороший, зайдем, – кивнула я, делая пометки в своем списке.

Лично я обожала дарить новогодние подарки! И то, что мы находились в нескольких тысячах километров от дома, совсем не значило, что я изменю своей традиции.

– А что твоя мама?

– Крис, моя мама обойдется, – у Кира закаменел подбородок, и взгляд сделался из серии «не влезай – убьет», но за год я научилась понимать, когда в таком состоянии его лучше не трогать, а когда можно попробовать поговорить.

С мамой у Кирилла было все непросто. Они разговаривали по телефону раз в два-три месяца, и содержательными эти разговоры назвать было сложно: «Да. Нет. Нормально. Нормально, говорю. Все, пока». Мне казалось, что Кир до сих пор обижен на нее за то, что она уехала в Италию и бросила его. И очень хотелось, чтобы в их взаимоотношениях что-то начало меняться к лучшему.

– Может хотя бы открытку ей отправим? – предложила я, обнимая Кира со спины и легко целуя в шею. – Красивую рождественскую открытку с небольшим пожеланием. Она все-таки твоя мама, ей будет приятно.

– Только если ты сама отправишь, мне некогда, – голос был сухой и недовольный, но от объятий Кирилл тем не менее не уклонился, даже наоборот: сам поймал мои ладони своими и нежно их сжал. Я кивнула и еще раз его поцеловала. Мне было несложно купить открытку и принести ее Кириллу на подпись, а потом заглянуть на почту, которая как раз была рядом с университетом. Может, эта открытка станет маленьким шагом на пути к более теплым отношениям между Киром и его мамой. А может и нет, но мы хотя бы попытаемся.