Платон тоже чувствует то, что делает дом домом. Даже делает глубокий вдох, и я вижу, как опускаются его плечи. Напряжение, с которым он пришел, вдруг куда-то исчезает. Он трет пальцами переносицу, словно позабыв все слова, которые собирался или должен был передать мне, по поручению матери. «Ты же мужчина, вот ты с ним и разберись», вполне могла она сказать Платону.

Она сильно рискует. Платон мне никто, но он слишком правильный отец. Пусть и только для собственного ребенка. 

Я того же возраста, что и Юля, Платон легко мог быть и моим отцом, вот только я уверен, что он бы никуда не сбежал. Ведь он действительно не сбежал, когда остался с младенцем на руках.

— Почему все так сложно, Кость… — выдыхает Платон, как раз под свист чайника.

И я вдруг вижу его настоящего.

Передо мной уставший, издерганный мужчина, который всеми правдами тоже пытается быть счастливым, но почему-то не получается. Пельмени, о которых он и не подозревает, сработали триггером. Вернули его туда, на дачу под Питером, где он мог быть самим собой.

А ко мне он просто сбежал. Никто его не посылал. 

Он сбежал из дома, даже без поручения матери. Просто больше идти ему некуда. В обычный день он бы наверное поехал к Иде Марковне на дачу, но сейчас, во-первых, его не выпустят из города, а во-вторых, Юлина бабушка не отступится. Именно об этом она Платона и предупреждала. Без любви жить с другим человеком — это как варить пельмени без начинки. Попробовать можно, но ощущение абсурда никуда не денется.

— Рад, что ты взялся за ум, — глотнув горячего чая, все-таки говорит Платон. — Не думай, что мы забыли про тебя. Твоя мать очень переживает каждый день. А я даже пару раз звонил Марку Бестужеву. Он вроде доволен твоей работой. 

Отделываюсь кивком. Не знаю, как реагировать на похвалу. Переходите уже к дегтю, хватит с меня меда.

— Это все карантин, конечно, сказывается… Работа из дома. Довели уже до ручки все презентации, видео-конференции, сбои в подключении. Нервы сдают. 

Допустим, я поверил.

— Еще очень тяжело, что вас с Юлей дома нет. Преподаватели в Академии вцепились в нее когтями, только дай им волю, они бы ее сутками у станка держали. Но хватит с меня, со следующей недели Юля вернется домой.

Делаю глоток обжигающе горячего чая. Помогает, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Как будет дальше, мы не загадывали, и теперь я придумываю новые варианты, как видеться с ней, если она покинет Академию.

— И тебе предлагаю вернуться, Костя. Хватит жить одному. Слишком мало тебе лет, чтобы выбирать одиночество. Да и вдруг что случится? В такое время нельзя быть одному.

— Да, я работаю почти весь день…

— А выходные? Нет, Костя. Оксана хочет, чтобы ты вернулся. Она бы приехала сама, но… Это ведь у нас вышло недопонимание той ночью. Морозов был очень убедительным, а я… Был просто не в себе. Не каждый день взрывают вышки.

— Все, что рассказал Морозов, правда. Как минимум, в половине случаев из тех, что мне вменяют, я действительно участвовал. Ходил на митинги, на пикеты, да хотя бы вспомните тот день, когда вы торжественно открывали офис. Я ведь тоже там стоял с плакатами на улице.

— Еще стоять будешь?

Такой простой и одновременно сложный вопрос.

— Нет, с организацией я завязал.

А вот с вашей дочерью — нет. 

Переезд обратно к Юле во многом упростит наши отношения. Снова рядом. Общаться хотя бы урывками, но чаще, чем сейчас, находясь в разных концах Питера.

Вот только это никак не вяжется с моим новым правилом не лгать.

Платон пьет чай, снова вдыхает запах теста, которое стоит прямо на столе, накрытое полотенцем. 

Тесто там дышит. Приходит в себя. Только я никогда не понимал от чего или для чего. И вот с Платоном сейчас происходит то же самое. Оцепенение спадает. Безнадега проходит. Он почему-то вдруг снова начинает верить в то, что все будет хорошо.

А я понимаю — нет, не будет. 

В наших взаимоотношениях черт ногу сломит, но просто в них никогда не будет.

— Давай, Костя. Решайся. Вещей здесь нет, перевозить нечего. Ничего тебя не держит. А работу твою скоро все равно закроют, обещают ужесточение условий на следующие две недели. Несильно-то помог этот карантин, одни скорые по городу ездят. Так что скорей всего на удаленку тебя переведут. И Юлю тоже.

— Юлю тоже? — говорю, а потом сразу запиваю чаем. 

Снова обжигаю ставший слишком длинным язык. Голова кругом. Вместе. Быть все время вместе. В одном доме. 

Это то, о чем я не осмеливался даже мечтать.

— Конечно, весной их переводили на удаленное обучение. У нас дома в одной из комнат все для ее репетиций оборудовано. Академии разрешили в первую волну мер работать, но во вторую закроют и их. Есть вещи поважнее балета. 

— А Юля уже знает?

— Еще нет, завтра и населению, и им объявят. Я просто раньше узнаю, из своих источников. У меня ведь тоже бизнес на паузе стоит из-за всей этой кутерьмы.

— А «зеленые»? Они вас больше не беспокоили?

— Сейчас нет. Город же закрыт. Перемещаться нельзя. Может, они и строят планы, но мы будем готовы, если они вдруг решатся повторить. Главное, чтобы ты туда больше не лез.

— Не буду.

— Тогда налей еще чаю. 

И тогда снова происходит это. Чертов запах теста в заброшенной квартире, которому я тоже не могу противостоять.

— А хотите пельменей? — произношу я.

Не успеваю убежать из Академии вовремя. 

Две недели готовилась, но когда я уже хочу юркнуть за дверь ранним утром в воскресенье, меня ловит вахтер и сообщает, что все должны быть в большом зале. Сейчас будет важное объявление от Директора.

Отменяю такси, выплачивая неустойку, и бреду обратно. Если сейчас у меня снова отберут мой единственный выходной, я за себя не ручаюсь. Прольется чья-то кровь. Может, даже Директора.

Нахожу Розенберга взглядом. Яков смотрит сурово. Все еще дуется тому, что ему опять определили место во френдзоне. Я пыталась объясниться, мол, не знаю, что на меня нашло. И вообще я ведь давно отношусь к нему, как к брату.

На слове «брат» Розенбрега вообще перекосило. Больше мы к этому разговору не возвращались. 

При появлении Директора все звуки смолкают. Он сообщает нам о новом этапе карантина, который на этот раз ради разнообразия мы проведем дома. 

Тренировки не отменят, просто теперь они будут вестись онлайн до истечения срока. Как и предсказывали наши учителя, дальнейший карантин только продлили и ужесточили.

Делаю вид, что радуюсь вместе со всеми тому, что вернусь домой.