церемонии, которое мы, как делают в Индии, установили глубоко в землю. Вначале я проводила всего одну огненную церемонию в год, всегда 17 августа — в день рождения храма.

Все мои друзья любили этот небольшой храм с витражами, с полом, расписанным золотом, его Ом на золотом фоне и пылающие сердцами на потолке, с мощным ощущением светового присутствия самого Бабаджи.

Когда в 1981 году я стояла на балконе с Мунираджем, который впервые приехал в Европу и к нам домой, и он любовался нашим садом, я сказала ему: «Смотри, Мунирадж, там маленький храм». Он отозвался: «Это не маленький храм, там стоит большой храм!»

Мы праздновали дни рождения Мунираджа в компании друзей, часто — с детьми, и всегда это было своеобразным праздником. Храм становился всё красивее, богаче, душевнее: он был создан из чистой любви.

Когда в 1980 году я подарила Бабаджи сделанный своими руками и оформленный мною фотоальбом с фото моего небольшого храма, он взял его, прижал к правой, потом к левой щеке и к сердцу, и снова — к правой и левой щеке, преисполненный любви и нежности. Это было восхитительно! Как еще мог он яснее показать свою любовь к моему маленькому храму?

Годы спустя, после Махасамадхи Бабаджи, жена архитектора, который по поручению Мунираджа выстроил огромный храм ашрама в Чилианауле для Бабаджи, рассказала, что, приходя к ним прежде в гости в Дели, он часто говорил: «Пожалуйста, принеси мне мою любимую книжку». Его «любимой книжкой» был с любовью оформленный фотоальбом из моего маленького храма. Я была глубоко тронута тем, как он показал свою любовь к небольшому храму!

Спустя двенадцать с половиной лет я установила в коридоре храма танцующего Шиву и мысленно обратилась к Бабаджи: «Этот маленький храм бесконечно прекрасен. Мне нечего больше добавить».

И Шива вдруг начал танцевать!

Спустя ровно четыре дня мой небольшой храм вдруг охватило пламенем, устремлявшимся до небес. Питер Кадди — мой муж, с которым мы женаты с 1987 года, — ворвался в мою комнату в 1 час ночи: «Твой храм в огне!» В саду уже работала команда пожарных. Конечно, я была глубоко потрясена, хотя то зрелище, что предстало моим глазам, было прекрасно. Я увидела огромное синее пламя, похожее на гигантскую букву S или C, вновь и вновь сливающееся с другими языками пламени в своего рода танце. Тогда я поняла, что всё находится под божественным контролем.

В ту же ночь Питер и я позвонили нашему другу Питеру Докинзу, который заметил: «Это была огненная церемония в великой тишине!»

На следующее утро оказалось, что действительно горел только храм, а деревья и всё вокруг осталось нетронутым, как и раньше. Мурти Хайракан Бабы превратилось в лингам — символ Шивы; это было очень трогательно! Все святые янтры, или символы, были абсолютно не повреждены, а колокола покрылись слоем копоти.

Комментарий нашего ясновидящего друга был таков: «Храм был святым, и это его мощи».

Невероятная энергия радости наполняла сад. Это вступало в резкий контраст с одной частью меня, которая, понятное дело, была шокирована и глубоко опечалена и терялась в догадках: Почему? Как это могло случиться?

Я сама была последним человеком, который находился в храме, и, как всегда по вечерам, оставила зажженными несколько круглых свечек в плошках. Всё это произошло в ночь на понедельник, с 24 на 25 февраля 1992 года, в святую ночь Бабаджи.[12]

Питер, мой муж, который не знал, что дальше делать с храмом, сразу же выстлал там ложе из роз. Тришул, установленный на верхней части крыши храма, остался полностью нетронутым, и мы поставили его в центр этого ложа. Большой огненно-голубой стеклянный шар, который находился неподалеку, был абсолютно цел, в то время как шест, на котором он стоял, был полностью обуглен.

С годами сад полностью превратился в храм, тем более что я жила здесь с Питером. Перед тем, как в 1988 году Питер начал окультуривать этот дикий сад, он спросил своего друга Питера Докинза, который имел представление о правилах организации храмов, как оформить этот большой романтический сад с его прекрасными вибрациями, чтобы это было угодно Богу. Тот увидел в саду все энергетические центры, составляющие идеальное древо жизни, по образу и подобию человека и как это описано в каббале. Согласно исследованию Питера Докинза, оно является основным принципом устройства всех соборов и храмов. Теперь мы понимали, что тот большой храм, о котором говорил Шри Мунирадж, охватывает весь наш сад. Маленький храм стал связующим звеном.

На этот раз во всех важных точках мы закопали глубоко в землю янтры, которые прошли сквозь огонь и остались нетронутыми, и теперь энергия небольшого храма пронизывала весь сад. Его священный пепел мы разбросали по всему саду.

Бабаджи даровал мне видение, в котором я увидела маленький храм, светящийся ярко-синим цветом. Он был во внутреннем мире, и его посещали многие духовные сущности.

Но всё это не в силах было утолить мою боль. Мое непонимание, мой глубокий вопрос, который продолжал мучить мое сердце: Почему это произошло? Ведь храм был построен из чистой любви.

Вскоре после этого, когда весной я поехала в Хайракан на Наваратри, грусть снова обуяла меня, и я внутренне, всем своим существом, всем, что было во мне, попросила Бабаджи ответить на мой вопрос. И получила ответ:

Еще до того, как храм был построен, ему предназначено было исчезнуть.

Вот причина: тогда Бабаджи разрешил, чтобы я, молодая женщина, впервые участвовала в огненной церемонии у горы Кайлаш. Тара Дэви сказала мне тогда, что все боги ополчились на него и потребовали моей жизни (см. «Встречи с Бабаджи», «Первая огненная церемония у подножия Хайракан-Кайлаша», стр. 117).

Но Бабаджи сказал: «Вы можете не забирать её жизнь, но можете забрать храм, который она построит». Спустя двенадцать с половиной лет как раз пришло это время.

Я спросила у Мунираджа, правда ли это. Он ответил: «Это правда». Так я была успокоена и удовлетворена. Я посвятила свой храм огню, который затем вознес его к небесам.

Вскоре после этого случая с храмом, когда