На варшавскую встречу руководителей братских партий Дубчек сотоварищи не явились. Посланцы ГДР, Польши и Болгарии оказались самыми суровыми критиками пражской весны. Брежнев произнес важные слова о коллективной ответственности партий за судьбу социализма, которая превыше государственных суверенитетов. Очень скоро на Западе этот принцип назовут «доктриной Брежнева», ею будут пугать, добиваясь от парламентов повышения военных бюджетов. Многим и в ГДР, и в ПНР, и в НРБ, и в СССР казалось, что чешский узел давно пора разрубать в стиле Александра Македонского, мечом и большими фалангами.

На заседаниях Политбюро наиболее мягкую позицию занимали вожди – Брежнев и Косыгин. Ястребами, сторонниками жестких мер выглядели споривший с Косыгиным Андропов, Мазуров, Шелест, Устинов. Косыгин и Брежнев говорили о необходимости новой встречи с чехословацкими товарищами. Андропов спорил с Косыгиным: «Я считаю, что в практическом плане эта встреча мало что даст, и в связи с этим вы зря, Алексей Николаевич, наступаете на меня, – сказал он. – Они сейчас борются за свою шкуру, и борются с остервенением… Правые во главе с Дубчеком стоят твердо на своей платформе. И готовимся не только мы, а готовятся и они, и готовятся тщательно. Они и сейчас готовят рабочий класс, рабочую милицию. Все идет против нас».

Косыгин в долгу никогда не оставался:

«Я хотел бы также ответить товарищу Андропову. Я на вас не наступаю, наоборот, наступаете вы. На мой взгляд, они борются не за свою собственную шкуру, они борются за социал-демократическую программу. Вот суть их борьбы. Они борются с остервенением, но за ясные для них цели, чтобы превратить на первых порах Чехословакию в Югославию, а затем во что-то похожее на Австрию».

Суслов опасался «правого дунайского уклона», гипотетического союза ЧССР, Югославии и Румынии. Проверенных прорабов реального социализма раздражала и популярность чешской линии среди западноевропейских коммунистов. Рассказы о поднимающем голову фашизме были пропагандистским преувеличением, но некоторые эпизоды «весенней Праги» давали основания к таким страшилкам. Антикоммунисты почувствовали безнаказанность, случались и расправы над просоветски настроенными партийцами. Двадцать послевоенных лет раскололи страну, и отверженные жестоко мстили строителям социалистической Чехословакии. Нежелательных для «социализма с человеческим лицом», неугодных либеральной жандармерии умело компрометировали и уничтожали. Коллективные письма рабочих против либеральных перемен журналисты весело осмеивали. 99 рабочих завода «Авто-Прага» написали открытое письмо в московскую «Правду», в котором выразили солидарность с Советским Союзом. В чехословацкой печати их называли предателями. Им угрожали в анонимных письмах.

Появились призывы к расправам над сотрудниками милиции.

Сотни тысяч листовок появлялись в городах, на крупных предприятиях: «Поднимайте беспощадную борьбу с коммунистами! Выбивайте власть из их рук!». И даже: «Не щадите их жизней!». На площадях собирали подписи под воззванием о роспуске народной милиции. Открылись шлюзы для западной массовой культуры, в особенности – для новейших молодежных течений, которые захватывали подростков. Молодежь превращали в сплоченную антикоммунистическую силу. Либеральная интеллигенция умело льстила молодежи, искушала идеями свободы, возбуждала политические страсти. Пресса стала яростно революционной – или, если угодно, контрреволюционной. «Шпигель» писал тогда: «Настоящая оппозиционная партия в Чехословакии уже существует – это пресса». Популярны были фантастические, несправедливые заявления о невыгодности торговли с СССР. Возникали организации – штабы будущего захвата власти: «Клуб беспартийных писателей», «Клуб-231», «В защиту прав человека». Генеральный секретарь пражского «Клуба-231» говаривал так: «Самый лучший коммунист – это мертвый коммунист. Если он еще жив – ему надо выдернуть ноги!». Журналисты (например, Ян Вечержа) утверждали, что предприниматель должен перехватить инициативу у пролетария, стать ключевой фигурой в стране.

Число туристов из западных стран в ЧССР удвоилось. Советские источники утверждали, что Чехословакия наводнена шпионами из стран НАТО. Так это или не так, но в крайне правой американской прессе обозначалась такая трактовка чешских событий: «Чехословакия превратилась бы в коридор, по которому войска Запада смогли бы подойти прямо к порогу России». В ФРГ были заинтересованы в расшатывании социалистического блока – и уже грезили об уничтожении ГДР. «Советскому стремлению сохранить статус-кво в Европе должна противостоять решимость Запада изменить этот статус… Только таким способом мы сможем добиться восстановления страны», – это слова канцлера ФРГ Курта Кизингера.

Мог ли Советский Союз допустить такое развитие событий? Ученики Сталина знали, что слабых бьют и капитулянтов История умножает на ноль. Брежнев не был ястребом, не был даже просто классическим жестким руководителем. Но фронтовое поколение, которое за ним стояло, умело себя защищать, в том числе и на чужой территории.

В решающие месяцы роль застрельщика в противостоянии взял на себя Петр Ефимович Шелест – первый секретарь ЦК Компартии Украинской ССР. Когда нынешние идеологи оранжевой Украины говорят о России как о тюрьме народов и жандарме Европы, иногда они приводят в пример «вторжение в Прагу». Им невыгодно вспоминать, что вождем вторжения был Петр Шелест – лидер, который более, чем какой-либо другой политик в истории УССР, может считаться украинским националистом. За Шелестом стояла крупнейшая «национальная» партийная организация, и он не только считал необходимым сопротивляться русификации и лоббировать экономические интересы Украины, но и видел себя архитектором судеб Европы, а Украину – доминирующей силой в Восточной Европе. В книге воспоминаний «Да не судимы будете», изданной в 1995 году, Шелест не скрывал этих амбиций. Словакию Шелест воспринимал как своеобразную зону украинского влияния. Он от имени коммунистов Украины заявлял Брежневу о необходимости силового решения чешского вопроса, рвался в бой. В ночь на 23 мая в небольшом поселке на словацкой границе Шелест встретился с Василем Биляком. Разговор получился обстоятельный: говорили про грядущий чрезвычайный съезд КПЧ, который может узаконить все выкрутасы реформаторов, говорили о слабости Дубчека, о настроениях в армии и в органах Госбезопасности ЧССР. Шелест – современный лидер! – записывал беседу на магнитофон. Биляк прямо заявил, что здоровые силы в Чехословакии нуждаются в помощи с Востока. Записи тайных переговоров Шелест передаст Брежневу. Москву настораживала чрезмерная инициативность Шелеста, но упускать возможность неофициального контакта Брежнев не мог. В июле Шелест пригласит Биляка в Крым – не только для отдыха. Но словацкий коммунист опасался публичных визитов. Пришлось Брежневу подготовить встречу заговорщиков в Венгрии, при посредничестве Яноша Кадара. 20 июля на военном самолете Шелест тайно вылетел в Будапешт. Два часа он с глазу на глаз беседовал с Кадаром, после чего они отправились на Балатон, на правительственную дачу. На берегу туманного озера Петра Ефимовича ждал Биляк. Некоторое время они бродили по темной набережной, а потом до пяти утра полуночничали на даче. Биляк просил об активном содействии в борьбе с реформаторами. Шелест проинструктировал его, как составить секретное письмо в Политбюро с просьбой о помощи.