Алатея с трепетом ступила через порог; приблизившись к камину, она повернулась лицом к Габриэлю и услышала, как замок на двери защелкнулся.

— Этой нелепой ситуации пора положить конец.

Она твердо посмотрела на него:

— Графини больше не существует. Эта дама растаяла как туман и никогда не вернется.

— Да, но ты-то здесь.

— Да, здесь. Но я Алатея, и ты знаешь меня вею жизнь. Я вовсе не восхитительная куртизанка, которую тебе так хотелось соблазнить. Ты разочарован, потому что графиня исчезла. А поскольку я вызвала твой гнев и раздражение, тебе лучше приударить за какой-нибудь другой леди, которая придется тебе по вкусу и подойдет лучше, чем я.

Габриэль по-прежнему стоял у двери, голова его была слегка наклонена.

— Выходит, мой интерес к тебе вызван одним лишь раздражением?

— Да, это так и есть. Вспомни, как ты повел себя с Чиллингуортом и другими. Отчего-то вдруг забыв о своем долге охранять близнецов, ты переключил свое внимание на меня!

— Но я не вижу в этом ничего плохого…

— Ты буквально одержим манией защищать кого-нибудь! Стоит тебе остановиться, немного подумать, и ты поймешь, что в этом нет нужды. Мне необходима защита еще меньше, чем близнецам. Ты постоянно вертишься вокруг меня, и это просто глупо, да к тому же привлекает к нам внимание. Ты ведь знаешь, какие выводы люди сделают из этого, — они тут же вообразят нечто такое, чего и в помине нет.

Габриэль с минуту помолчал, потом спросил:

— Нечто, чего якобы не существует, иллюзия досужих светских сплетников — что же это на самом деле?

— Ну, они могут решить, что в ближайшем будущем прочтут в «Газетт» сообщение о помолвке. Как справедливо заметил Чиллингуорт, широко известно, насколько близки наши семьи. Ты и я знаем друг друга долгие годы. Как только они вобьют себе в головы подобную мысль, это станет адом для нас обоих.

— Неужели? А мне кажется, у тебя что-то неладно с головой, и в этом все дело.

— Но я вовсе не хочу провести оставшуюся часть сезона, разъясняя всем и каждому, почему мы не собираемся пожениться.

— Успокойся, ничего такого тебе не грозит.

— Правда? И почему ты так уверен?

— Потому что мы поженимся.

Произнося эти слова, Габриэль уже стоял рядом с ней. Алатея смотрела на него молча, казалось, потеряв дар речи. Потом глаза ее будто заволокло дымкой.

— Что ты сказал?

— Я согласился отложить обсуждение этого вопроса до тех пор, пока мы не разделаемся с твоими обидчиками, но все равно рано или поздно им придется заняться. Так почему бы не теперь? Я считаю, что мы непременно поженимся, и чем скорее, тем лучше.

— Прежде у тебя и в мыслях не было жениться на мне, даже после бала у леди Арбетнот…

— Ты так и не научилась читать мои мысли. Я решил жениться на тебе, еще когда считал тебя графиней.

— Но ты ведь на самом деле не хочешь этого.

— Еще как хочу. Этот факт должен объяснить, почему я так ревностно оберегаю тебя от других джентльменов. Твое окончательное расставание с графиней решило все, так что единственное заключение, к которому придет общество, будет справедливым.

— Ты так считаешь?

— Да, потому что именно так и будет. Если тебе надо время, чтобы освоиться с этой мыслью, ты его получишь, но не воображай, что из этой ситуации есть какой-нибудь иной выход.

— Но… Я не могу очаровать тебя, как графиня, — ты все знаешь обо мне.

Он обнял ее, поцеловал и крепко прижал к себе. Сопротивление длилось не более секунды — она погрузилась в его объятия, и губы ее раскрылись навстречу ему, предложив все, что могли дать.

Алатея сдалась без боя, зная, что любая борьба с ним была бы ею проиграна, но при этом все-таки пыталась сохранить ясность мысли.

Она желала его, и голод ее был слишком, силен. Она целовала его страстно, нежно, соблазняя и заманивая, готовясь снова и снова отдавать и брать.

Габриэль тоже был счастлив с ней и не скрывал этого. Алатея это чувствовала и знала. Она чувствовала, как страсть нарастает в нем, и наслаждалась мощью и силой этой страсти.

Головокружительная волна, уносящая их, превращалась в вихрь, жаркий, обдававший пламенем… Потом руки его пришли в движение и потянулись к ее волосам.

— Что…

Она ощутила внезапный рывок и увидела в его глазах блеск удовлетворения. Чепчик из кружев, расшитый золотом!

— Ты не посмеешь бросить его в камин!

— Не посмею?

Злополучный головной убор полетел на пол.

— Как хочешь.

Его рука снова потянулась к ее волосам и стала небрежно ворошить их.

— Что ты делаешь? — Она попыталась воспротивиться, но он не ослаблял своих усилий. Ее волосы рассыпались по плечам.

— Сейчас, когда волосы растрепаны, у тебя вид чрезвычайно соблазнительный, и это меня очаровывает. Спорить с тобой всегда было бесполезно — только зря тратить слова и время. Поэтому я решил прибегнуть к силе. Ты никогда не понимала, почему я так ненавидел это твое пристрастие к чепчикам.

Он еще некоторое время играл с шелковистой массой волос, потом собрал их в кулак и, потянув, заставил ее отклонить голову назад.

— Что еще ты придумал?

— Твои глаза. Ты хоть представляешь, что это значит смотреть в твои глаза? Не на них, а в них, прямо в глубину? Каждый раз, когда я в них смотрю, я будто падаю в какую-то таинственную бездну и теряюсь в ней, а заодно теряю разум.

Его взгляд опустился ниже:

— И еще твои губы!

Он нежно, прикоснулся к ним поцелуем.

— Но ведь мы оба знаем, что это значит.

Габриэль убрал руку с ее спины.

— Но не думаю, что ты это понимаешь.

Длинные пальцы легко, как перышко, коснулись ее щеки, подбородка, потом, приподняв его, он пробежался губами по овалу ее лица.

Алатея затрепетала.

— Ты очень уязвима. — Эти слова коснулись ее слуха как ласка. — Ты не слабая, ты ранимая. Ты как раз подходишь для меня.

Ее веки опустились, когда их коснулись его губы, а по всему телу разлился жар.

Разум говорил ей, что она должна поправить его, сказать, что не принадлежит ему, но вместо этого она лишь прижалась к нему. Ноги ослабели, голова закружилась; все поплыло перед глазами, и она едва успела уцепиться за отвороты его фрака.

Его страсть была столь же сильной — она питала ее желание, возбуждала, обнимала, охватывала и требовала от нее всего, что она могла дать. Донельзя смущенная, Алатея сначала не осознала, где его пальцы, пока он не сжал ее, талию потом, прервав поцелуй, спустил платье с плеч.