Он переворачивает страницу. Я наблюдаю за его лицом. Он совсем поглощен чтением. На нем светло-серый костюм, нет галстука, рубашка с расстегнутыми верхними пуговицами, кроссовки; сумка-бодикросс лежит рядом, на свободном сиденье.

Я все смотрю на него. Непонятно, что передо мной за человек. Читает и слушает, в костюме без галстука и в кроссовках. Не знаю, нравится ли ему книга, по вкусу ли музыка. Не знаю, устал ли он, одинок ли, счастлив, благороден ли его дух и ум. Не знаю, горюет ли он или его что-то волнует. Он напоминает мне ту пару, обвившуюся друг вокруг друга, – как и они, он сейчас в своем мире и, кажется, никого вокруг не замечает – да, сходство поразительное, но вот в чем оно, мне еще не ясно.

Поезд останавливается. Двери открываются. Толпа выходит, толпа заходит. Рядом со мной на сиденье втискивается какая-то женщина с широкими бедрами. Кто-то загораживает от меня мужчину. Я тянусь вперед. Я понимаю теперь, что в нем такого особенного, понимаю, почему не чувствую, кто он и что.

У него нет цвета.

Но такого не может быть. Может, цвет просто бледный; у некоторых людей бывают такие, совсем размытые. Я снимаю темные очки.

У него цвета нет.

Нет цвета.

Я никогда еще не видела человека без цвета, разве что совсем в раннем детстве, лет до восьми, по телевизору – но он-то не по телевизору. Он прямо передо мной. Я не могу отвести взгляда от этой причуды природы. Наверное, я смотрю на него так, как большинство людей смотрит на меня.

И тут он отрывается от своей книги, смотрит на меня и опять опускает глаза. Не сомневаюсь – его беспокоит мой пристальный взгляд, но точно ли это так, я не могу сказать. Не могу! Я не знаю, испуган ли он, раздражен ли и, вообще, заметил ли меня.

Я вперяюсь в него взглядом, ищу, где у него цвет, но ничего не вижу. Ни скрытых воронок или дымок, ни лавин, ни фейерверков, ни искр, ни вспышек, ни медленных, неторопливых спиралей. Ничего вообще.

Он снова отрывается от книги, смотрит в окно, на платформу. Поняв, что это за станция, он подпрыгивает, выбегает из поезда, чтобы успеть, пока не закрылись двери. Я вскакиваю с места и несусь к дверям, но они уже закрываются. Я нажимаю и нажимаю кнопку, но напрасно – они не откроются. Прижавшись руками к стеклу, я смотрю, как он спешит через толпу на платформе, уворачивается от спешащих на работу людей, мелькает среди разных цветов, похожих на облачка из паровозной трубы. Поезд отходит от станции, а я все смотрю на одинокого человека, который бежит сквозь разноцветную толпу, а сам не испускает никакого цвета.

* * *

Я нетерпеливо барабаню пальцами по столу и жду, когда Хью заполнит журнал.

– Ну все, – произносит он наконец. – Что с тобой?

Он очень волнуется. Я попросила его срочно мне перезвонить, но у него был урок, и мне пришлось ждать. Пришлось ждать и ему. Без всяких сомнений – волнуемся и он, и я.

– Я сегодня увидела одного человека…

– Так… – Он придвигается поближе к экрану, чтобы лучше рассмотреть мое лицо. Я вижу, что он сидит в учительской.

– Одного мужчину в метро.

– Случайного попутчика в лондонском метро? Не вздумай в него влюбиться, – шутливо предостерегает он.

– У него не было цвета.

Он замолкает. Я ценю, что он обдумывает все, что я ему говорю, прикидывает, как это сочетается и что значит, а не отметает с ходу, как бред сумасшедшего.

– Может, бледный какой-нибудь цвет? – говорит он. – Бежевый там. Может, он просто зануда.

– Нет, я успела проверить. Я всего-всего его рассмотрела. Ничего такого не было. Не знаю, что он ощущал и вообще, кто он такой. Я не знаю вообще… ничего.

– И что ты сделала?

– Уставилась на него и взбесила. Не знала, что делать. А потом потеряла.

Я вышла на следующей станции и вернулась обратно, на ту, где потеряла его. Я бродила по платформам, хотя точно знала, что там его не найду. Потом я вышла наверх, походила туда-сюда. Оказалось, что станция находится на большом проспекте, от которого в обе стороны убегают улицы, по обеим сторонам в небо взбираются здания, и на нем несметное количество фирм, магазинов и офисов. Он мог спешить куда угодно.

– Что же это за человек, у которого нет цвета? – спрашивает Хью. – Социопат?

– Я социопатов видела: у них много цветов, они много чего чувствуют, вот только не то, что нужно, и не в нужное время.

– Думаешь, твой дар слабеет?

Я улыбаюсь. Он всегда называл это даром, а я – проклятием.

– Не сказала бы, даже наоборот, стал сильнее, когда ты уехал. Как по-твоему, что мне делать?

Он, поразмыслив, отвечает:

– По-моему, тебе надо быть очень осторожной.

Я киваю и чувствую, как у меня падает сердце:

– Да, наверное, не надо об этом думать, и все.

– Нет, Элис. – В учительской он не может говорить громко и поэтому придвигается ближе. – Тебе просто необходимо его разыскать.

Разыскать человека без всякого цвета.

* * *

Я оказалась в том самом вагоне метро из-за целой цепи ошибок – намеренных, как я понимаю. Я бесцельно бродила, я старалась затеряться, мне никуда не было нужно, а только хотелось почувствовать себя лучше, снова ощутить нормальную версию себя самой. Я не должна была ехать на том поезде, мои шансы повстречать его были призрачны, но однажды все сошлось. Мне нужно найти его. Следующие несколько дней я упорно езжу по этой линии, примерно в то же время, когда его увидела, потом вспоминаю, как он выскочил из поезда, и догадываюсь, что он опаздывал и должен был ехать пораньше. Вот и я начинаю ездить пораньше, садиться то в один вагон, то в другой, сопротивляясь искушению поднять щит, даже когда у меня хватает сил сделать это. Потом я меняю тактику, перестаю ездить и встаю у выхода той станции, на которой он сошел, внимательно слежу, кто входит и кто выходит.

Я его не нахожу.

И тогда я говорю себе, что мои шансы оказаться на том поезде были так невелики, что, наверное, у него было точно так же, может, он больше никогда и не ездил на этом поезде, не выходил на этой станции, да и на этой улице больше ни разу в жизни не появился. Через три недели я прекращаю свои розыски, запрещаю себе это навязчивое поведение и чувствую себя совершенно раздавленной горем, отчего