– Нет. Я… Я просто однажды застала ее в туалете, – Нина Васильевна замялась. – Неудобно говорить об этом…

Саша спокойно спросила:

– У Миры началось кровотечение?

– Да, – выдохнула она с облегчением. – Я помогла ей найти… средства. И услышала, как она бормочет: «Чертов Венгр!» Что-то в этом духе… Ну и потом она призналась, что сделала аборт. Я посоветовала ей взять больничный, чтобы организм восстановился, ведь это настоящее испытание… Но Мира очень беспокоилась, что подводит своих ребят. Вот не помню, решилась она отдохнуть или нет?

Не дослушав ее, Саша беспокойно заерзала, и Логов повернулся к ней:

– Что?

Но она впилась взглядом в лицо билетерши:

– А до Венгра у Миры были с кем-то отношения? Этот парень мог чувствовать себя оскорбленным… Несчастным. Может, он даже хотел отомстить!

– Неплохая мысль, – одобрил Артур Александрович. – Что скажете, Нина Васильевна?

– С кем? – повторила она в замешательстве. – Право, я даже не знаю…

– Я выясню, – опять вмешалась Саша. – Почему мне сразу в голову не пришло?

Голубевой вспомнилось, как говаривал сторож, служивший в их музее: «Хорошая мысля приходит опосля». Но повторять этого вслух она не стала, ей не хотелось программировать этих людей на неудачу.

* * *

Дверь бухгалтерии оказалась закрыта, но я не отступила и постучала несколько раз. Довольно громко, Марта наверняка услышала сразу. Почему она не спешила открыть дверь, догадаться было несложно: лицо ее опухло от слез, и мне даже показалось, будто она постарела за последние дни.

– Слушаю, – бросила Марта, глядя на меня как на врага.

И, в общем-то, она была права: мне ведь тоже не хотелось считаться ее другом, хоть я и помогала вычислить убийцу человека, которого эта женщина любила. А он ее нет… Теперь я в этом не сомневалась. Нам сразу говорили, что Венгр бросался на все, что движется, но в душе я долго пыталась защитить погибшего, ведь Миша виделся мне малышом, потерявшим маму. Отцу не до него, а старший брат ненавидит. В сравнении с Венгром меня можно было считать просто баловнем судьбы, ведь я купалась в маминой любви целых восемнадцать лет. Все детство.

А его было совсем не радостным, сумрачным… Может, потому он и выбрал цирк – этот сверкающий мир смеха, блесток, разноцветных шариков, громких аплодисментов? Миша так дрался за свое право переселиться в эту иллюзорную реальность, даже с родным отцом! И здесь нашел погибель… Вот уж воистину: бойтесь своих желаний.

– Позвольте войти?

Я произнесла это официальным тоном и не улыбнулась Марте, что как раз и заставило ее очнуться, ведь в ту минуту за моими плечами темным маревом колыхался весь Следственный комитет. Бороться с ним у нее не осталось сил, это было заметно.

Отступив, она вяло взмахнула рукой, и я вошла в сумрачный кабинет. Жалюзи были закрыты, словно у Марты началась светобоязнь, но я все же сразу разглядела фотографию пушистого мордастого кота у нее на столе. Смотрел он мрачно, такого не тянет погладить. Если Марте нравятся такие зверюги со взглядом убийцы, может, она и сама в душе…

– Что вы хотели? – ее голос прозвучал сурово.

Усевшись за стол, она выпрямила спину и взяла синюю ручку, будто сама собиралась записывать мои показания, и я почувствовала себя посетителем в конторе, созданной специально, чтобы унижать людей. Но было слишком очевидно: Марте неловко, что я застала ее заплаканной, и она пытается оградить себя железными кольями, лишь бы не позволить мне подобраться ближе.

Уставившись на фотографию кота, я изобразила телячий восторг:

– Ой, это у вас перс? Как же они мне нравятся! Хочу такого же. Только боюсь, ему будет одиноко… С моей-то работой. Я дома почти не бываю. Ваш как переносит одиночество?

Марта уже пришла в себя, и ее лицо теперь выглядело высеченным из белого камня:

– Спокойно. Он умер в прошлом году.

«Значит, кошачий дух от нее давно не исходит». – Мне стало даже жаль, что эта женщина не убийца. Будь моя воля, я изолировала бы ее от мира, ведь в ней чувствовалась озлобленность, способная сделать несчастными еще многих людей. И ее саму в первую очередь.

– Ох… И он тоже? Сколько всего на вас свалилось…

Она безразлично пожала острыми плечами:

– Все умирают рано или поздно.

– Но лучше бы поздно, – я подумала о маме. – А другого котика вы не взяли?

Марта слегка ссутулилась, подбородок уныло обвис:

– Некоторых никем не заменишь.

Оттого, что она произносила слова с прибалтийским акцентом, фразы казались странными, даже загадочными, будто в каждой имелся тайный смысл, хотя, по сути, Марта была права. Мне ли не знать этого?

– И Мишу тоже?

Ее спина тотчас резко выпрямилась, а лицо опять заострилось. Кажется, ей захотелось ударить меня…

– Вы что-то хотели уточнить? Не о котиках же вы пришли поговорить?

– Нет, – согласилась я и перешла на деловой тон: – Мне поручили передать, что ваше алиби на момент убийства Михаила Венгровского подтвердилось. Венеролог Игорь Борисович Климчук дал показания.

Имя врача я записала заранее, моя память не вмещала столько новой информации. С ним беседовал Поливец, гоготнувший, что знакомство с хорошим венерологом ему не помешает… Фу!

Для Марты я специально упомянула специализацию врача. На слове «венеролог» она слегка содрогнулась, но возразить ей было нечего. Тем более ни к чему было знать о том, что у нас остаются подозрения об их сговоре и Поливец прямо сейчас копается в биографии Климчука.

– Хорошо, – произнесла она сдержанно.

Все это время Марта избегала смотреть мне в глаза, точно страдала аутизмом, и от этого меня не оставляло ощущение, что она продолжает то ли врать мне, то ли скрывать нечто важное. Но может, ей просто не хотелось видеть меня, такую юную и не потерявшую – слава богу! – своего возлюбленного.

В отместку я сообщила:

– У вашего мужа имеется алиби на момент убийства Анны Эдуардовны Тараскиной. А вы где находились в понедельник в районе девяти утра?

Ее глаза удивленно распахнулись, и она впервые уставилась прямо на меня:

– Я?! Не думаете ли вы, что у меня хватило бы сил задушить человека? – И она воздела сухие, как веточки, руки.

Но я не сдавалась:

– Некоторые люди оказываются куда сильнее, чем кажется.

– Но… с какой стати?

– Вот это нас как раз и интересует.

– Я была…

Она судорожно втянула воздух:

– Я проспала в понедельник. Хотя у меня это не выходной, в отличие от артистов.

– Бухгалтерия работает в понедельник?

На ее лице появилось раздраженное выражение, и Марта кивнула так, словно отмахивалась от липкой мухи. Мое жужжание