Там, где Равнины превращаются в пустыню, караван застала страшная жара, воды не хватало. А позднее, когда стали подниматься в горы, сильный ливень смывал фургоны с тропы, их держали и толкали руками, один все же рухнул с обрыва, но люди уцелели.

Возможно, читателю недостаточно этих сцен, хорошо ему знакомых и потому явственно встающих перед глазами, но автор готов подтвердить драматическую сагу реальной историей и географией, с цифрами и названиями.

Если из Пенсильвании, традиционно фермерских округов Йорк или Ланкастер, отправиться на Запад, перейти Аппалачи, добраться до верхнего течения Огайо, спуститься по ней до Миссисипи, переправиться на ее правый (западный) берег и направиться на северо-запад, то караван приходил в Индепенденс, превратившийся из поселка на фронтире в город. Он стал началом Великой Орегонской Тропы. Но можно было предпочесть и северный маршрут, Восточный Путь к Тропе начинался вообще от Олбани. Двигаясь на запад южнее Великих Озер вдоль северного края Огайо и Индианы, пересекая Иллинойс на юго-запад, пионеры переправлялись через Миссисипи и Миссури и достигали того же Индепенденса.

Из Индепенденса, что близ Канзас-Сити, пришедшие из разных мест караваны отправлялись дальше, на Запад. Через Форт Керни, Форт Лэрэми, оставив позади Великие Равнины, преодолев перевалы Скалистых Гор, спускались они в долины Орегона. Здесь заканчивалось великое переселение.

Полторы тысячи миль нужно было преодолеть с Востока только до Индепенденса, и еще две тысячи по Тропе — от него до орегонских долин. Не менее трех с половиной тысяч миль проходил караван. Полгода — полгода! — продолжалось путешествие через весь континент — пешком, верхом и в фургоне.

На Запад приходила спаянная команда, выносливые, закаленные, упорные люди, надежные в работе и опасности, доверяющие друг другу имущество и жизнь в трудную минуту.

Кстати о городках той эпохи. В вестерне обычно — это полдюжины деревянных построек по одной улочке, вдоль которой скачут и стреляют. Обязательны бар, отель, парикмахерская и пара жилых домов.

Городок — это: магазин с продуктами, одеждой и обувью, бакалеей и предметами конской упряжи, инструментами плотницкими и для полевых работ, плюс оружейная лавка; то есть магазинов становилось несколько. Это кузница, где могли перековать коней. Ветеринар был ценным специалистом: кони дороги, скот — это главный капитал. Аптека, где аптекарь был и доктором. Это почта, где продавали и посильной свежести газеты. Банные номера, парикмахерская — это уже мелочи. Ну да, бар обязателен — прибыльный бизнес. Его можно совместить с дешевым рестораном: заезжий люд стосковался по цивилизованной пище. А вот бордель при нем — это в основном художественный вымысел.

…Но — возвращаемся к нашему художественному вымыслу, который и есть правда:

Фургоны вытягиваются вереницей из леса на равнину у реки. И тот, кто вел караван все эти месяцы, спрыгивает с коня и стреляет в воздух: мы пришли!

Люди обнимаются, плачут, смотрят вдаль, вспоминают потери и строят планы: они хозяева своей новой жизни. Упрямые, суровые, трудолюбивые и храбрые пионеры. Родоначальники цивилизаций. Позже их назовут отцами-основателями.

И вот уже валятся под звон топоров огромные сосны, из белых ошкуренных бревен ставятся дома, крест водружается на скромную деревянную церковь, одна из женщин оказывается учительницей и составляет список будущих учеников, и земледелец, оставив у края поля винчестер, налегает на рукояти плуга за парой быков, ведя первую борозду по целине.

Из косточек они проращивают саженцы персиков и яблонь, вручную жнут урожай, и в новой церкви состоится первая свадьба:

Наш герой и его любимая, юные и смущенные, с натруженными руками, он в неловко сидящем костюме, она в белом платье, стоят перед священником:

«Согласны ли вы быть с ней в горе и радости, богатстве и бедности, болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?»

Они надевают кольца друг другу, целуются, и юные муж и жена выходят из церкви, забрасываемые то ли горстями риса, то ли лепестками.

И туман, и месяцы, и в своем доме, маленьком, бедном и чистом, они рядом склонились над колыбелью с ребенком…

…А теперь — то главное, ради чего было все, что описано выше:

Прошло пятьдесят лет.

В просторной комнате на постели умирает старик.

Вокруг сидит его большая семья — зрелые мужчины с женами, его сыновья, немолодые женщины с мужьями — его дочери. Внуки, юноши (один очень похож на него), девушки, совсем еще маленькие дети.

Седая жена сидит в изголовье, держа его за руку и вглядываясь в родное лицо.

Его зовут Джо Баррет.

Окна открыты на три стороны. Лето, солнце, ветерок шуршит листвой за окном.

За одним окном — его поле, большое, возделанное, там зреет хороший урожай. За другим — его сад, тенистый, ухоженный, яблоки скоро будут наливаться. А за третьим — его город: каменная церковь, школа, банк, почта, магазины и дома под железом и черепицей.

Это — его жизнь.

Это он оставляет после себя на земле. Его след, его вклад, труд его жизни, воплощенный в этом городе, этих полях и садах. Вот — его жизнь.

Это большое счастье.

…А теперь помянем его, позавидуем ему. И промотаем еще сто лет вперед:

Обычный захолустный городок: асфальтовое шоссе, супермаркет, банк-почта-аптека, несколько ресторанов и МакДональдс. Здесь живет двадцатилетний Итан Баррет, оставшийся в родном городке и умирающий от скуки. Он не хочет работать клерком в банке или на почте, продавцом в магазине или механиком на бензоколонке, не знает, как завести свой бизнес, какая-нибудь ученая карьера для него слишком сложна. Хороший мотоцикл дорог, да и драться он не любит, так что податься в байкеры тоже не для него.

Этот мир готов. Он сформировался и завершен. Итану Баррету нечего в нем делать. Для него нет фургона, нет каравана, нет Орегонской Тропы, бизонов и бандитов тоже нет, и нет индейцев, ставших коренными американцами. Нет неосвоенных земель, нет риска и тяжелого труда. Нет кайфа в жизни.

Все, что он может сделать — это перевернуть этот мир, сломать, изменить, разрушить — и на его обломках построить новый. Счастливый, справедливый, мир равенства и счастья. Ибо нужна же причина для разгрома опостылевшего старого мира?

Итан Баррет пристал к своему каравану друзей из Интернета и вместе с ними двинулся в обетованную, неизведанную землю Социалистической Революции.

…………………………

И караван пошел в обратную сторону, но в ту же реку нельзя войти дважды, нельзя воскресить юного Джо Баррета, но можно уничтожить дело его жизни, разрушить семьи его правнуков, надругаться над его религией и пустить по ветру плоды его труда. Уже нет тех суровых богобоязненных пионеров, трудолюбивых и бесстрашных, их добродетели осмеяны, их представления о добре и зле заклеймены порочными и преступными. Но дух — дух рассеивается в воздухе и времени, становится атмосферой, которую мы вдыхаем в себя — и вдруг оказывается, что дух людей, на чьем поте и крови взошла страна, дух жив.