— Хвала Истоку, вы живы, господин, — снова кланяясь, сказал старый Семпес. Искренне ли он говорит? До нынешнего дня Ро ни разу об этом не задумывался.

— Сколько ты уже у меня служишь, старина?

— Тридцать три года, господин.

— Ты женат?

— Был, господин, да в прошлом году овдовел.

— Прими мои соболезнования, — сказал Ро.

Старик посмотрел на него с недоумением.

— Вы здоровы ли, господин?

— Не думаю. Приготовь мне, пожалуйста, ванну.

— Сию минуту, господин. Вода уже греется.

Ро вошел в освещенный лампой вестибюль, где висели на стенах виды Параполиса и окрестностей.

— Позвольте я сниму с вас сапоги, господин. — Семпес опустился на колени у золоченого стула. Ро сел и протянул ему ногу. Когда старик стягивал сапог с левой, он поморщился. — Простите, господин. Я вижу, вы ранены.

— Ничего, заживет. Не беспокойся.

Семпес обул своего хозяина в мягкие бархатные туфли. Ро, уставший до предела, хотел уже отменить ванну, но тут старик сообщил:

— Ваша гостья в садовой комнате, господин. Я разжег для нее огонь.

— Гостья?

— Та черноволосая дама, которую вы приводили третьего дня. Она здесь с прошлой ночи. Надеюсь, я правильно поступил, позволив ей остаться?

— Да, правильно. — Ро прошел через библиотеку в садовую комнату. На пороге задержался, дав глазам привыкнуть к тусклому свету догорающего очага. В комнате стояли четыре дивана и два глубоких кожаных кресла. В одном из них, у самого огня, спала Софарита.

Как только Ро вошел, четыре незажженные лампы ярко вспыхнули, и проемы трех дверей, ведущих в сад, наполнились тенью. Софарита выпрямилась и спросила:

— Они по-прежнему хотят убить меня?

— Сейчас у них другое на уме.

— Подойди сюда, — приказала она, и он, к собственному удивлению, подчинился. Софарита, встав, взяла его раненую руку в свою, и боль прошла. Ро сжал пальцы в кулак — кости срослись полностью. — Ты смелый человек, подвижник Ро, — тихо сказала Софарита. — Собравшись стрелять в третий раз, ты думал, что орудие взорвется вместе с тобой.

— Верно, думал.

— И все-таки выстрелил. Это был благородный поступок.

— Зачем ты пришла сюда? — покраснев, спросил подвижник.

— Ты по-прежнему нуждается в моей помощи, аватар. Как дела у солдата, которому я сломала ноги?

— Он лежит. Такие переломы заживают не сразу.

— Я обошлась с ним жестоко. Позволила гневу взять над собой верх. Больше такого не повторится. Завтра я и его вылечу.

Ро сел на стул напротив нее и спросил:

— Как ты думаешь, скоро они вернутся?

Она пожала плечами:

— Вряд ли они еще раз попытаются штурмовать города с моря. Они уже высадили на юге свою армию, три тысячи человек — и зверей. Еще одна армия движется по Луану, неся с собой смерть и разрушение.

— Что ты нам посоветуешь при таких обстоятельствах?

— Следуйте своей природе — что же еще? Вас уже ничто не изменит.

— Ты до такой степени ненавидишь аватаров? — спросил он, уловив в ее голосе презрение.

— Ты не понял меня, подвижник Ро, — с грустной улыбкой ответила она. — Я говорю не об аватарах, а о людях в целом.

Для меня теперь многое ясно, и эта ясность ширится с каждым днем. Мы все делаем то, для чего рождены. У моей тетки Лалии был кот. Его хорошо кормили, но он даже с полным животом убегал на луг и охотился там за птицами. Убитых птичек он не ел — зачем же он тогда убивал их? С тем же успехом можно спросить, зачем цветы раскрываются или дождь падает с неба.

Он убивает, потому что рожден убивать. Такова цель его жизни.

На то ему даны зубы, когти и проворство. Он охотник. Если он не будет охотиться, для чего он тогда нужен? — Софарита помолчала и заговорила снова:

— Несколько недель назад я была вдовой, живущей в маленькой деревушке. Я знала свою роль и хорошо исполняла ее. Я вела себя скромно в обществе мужчин и работала в поле с другими женщинами. По истечении траура я приняла бы нового мужа, которого выбрал бы для меня отец, и рожала бы ему детей. Теперь я больше не деревенская вдовушка. Я смотрю на мир шире, и ветры времени подвластны мне. Сегодня они унесли меня далеко. Я видела, как человек, обросший густой шерстью, вышел из дикого леса. Видела, как он умнеет и обучается разным новым вещам — и эти вещи всегда были сопряжены со смертью. Известно ли тебе самое великое из открытий, совершенное человеком шестьсот тысяч лет назад? — Ро покачал головой, и Софарита с невеселым смехом пояснила:

— Он открыл, что дротик должен быть всего тяжелее на треть длины от острия. Это обеспечивает ему хороший полет и наибольшую убойную силу. Человек изъяснялся тогда мычанием и жестами, но дротики делать уже умел.

Я видела такое, подвижник Ро, что могло бы разбить самое крепкое сердце. Натура человеческая сродни кошачьей. Как бы он ни был богат и доволен жизнью, какие знания ни приобрел, он все равно стремится сражаться, побеждать и убивать поверженного врага.

— Не все люди ведут себя так, — заметил Ро.

— Верно, не все — и что же их ожидает? Я видела и таких: поэтов, духовных вождей, мечтателей, грезящих о гармонии. Скажи мне, многие из них умерли своей смертью?

— Немногие. То, что ты говоришь, — правда, но что же нам делать теперь? Алмеки злы и хотят уничтожить нас. Есть ли иной выбор, кроме противостояния им?

— Ничего другого вам не остается, на то вы и люди. Но остерегайтесь говорить, что они злы. Они — всего лишь кривое отражение аватаров. Они питаются кровью других людей, они совершают многотысячные ритуальные жертвоприношения и вырывают сердца у своих жертв. У вас, аватаров, дело обстоит немного иначе: ваши кристаллы вытягивают из людей жизнь без кровопролития. Если алмеки злы, то и вы тоже. А они действительно злы, подвижник Ро.

Ро откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Он очень устал, и правда ее слов давила на него смертным грузом.

— Почему я не видел этого раньше? — спросил он. — И почему теперь мне это так ясно?

— Раньше я не соприкасалась с тобой. Моя сила для меня внове, и я еще не научилась пользоваться ею. Сама того не желая, я открыла в твоей душе давно уже запертую дверь. Но я могу закрыть ее снова, если хочешь.

— Нет. Я не хочу вновь это потерять. Сейчас я чувствую себя цельным, как в детстве, когда мир был полон чудес. Что же стало со мной потом? Как случилось, что я растерял свой юношеский пыл, свою веру в человечество?

— Мало-помалу, сам не понимая, что теряешь. Людям свойственно огораживать себя стенами. Они думают, что эти стены защитят их, а происходит как раз обратное. Зло все равно проникает внутрь, а потом начинает биться о стены, не находя себе выхода. Ты тоже воздвиг эти стены. Теперь ты видишь мир без них. Ты свободен, Ро. Свободен наносить удары и врачевать раны.