– На них устроили охоту, – сказал Азил. – Заставили бежать, а сами преследовали до тех пор, пока дети не упали от усталости. Родителей вынудили смотреть, а потом убили или угнали в рабство. Неподалеку есть еще одна деревня, там мы найдем другие тела.

– Откуда ты знаешь? – хрипло спросил Герагин.

– Видел собственными глазами, – ничего не выражающим голосом ответил Азил.

Перед закатом Соколица ощутила прикосновение к своему разуму. Она облегченно вздохнула и остановила свою лошадь.

«Братец, где ты?.. – Ответа не последовало. Она попыталась еще раз, но ничего не услышала, лишь дразнящий отголосок… – Медведь!»

«Сестрица, – послышался шепот, – ты меня звала?..» – Злобный смех прозвучал в ее сознании.

Голова у Соколицы закружилась, разум, с которым она вошла в контакт, был жестоким и отвратительным, как разверстая могила.

– Эй, – позвал ее Финле, ехавший рядом, – с тобой все в порядке?

– Нет, – прохрипела она. Соколица направила свою лошадь к лорду-дракону. – Милорд, – заговорила она, когда ее лошадь поравнялась с черным жеребцом, – нужно остановиться. Там что-то есть.

Раудри поднес к губам рожок прежде, чем она закончила говорить, разведчики вернулись.

– О чем ты говоришь, моя Охотница? – спросил Карадур.

– Она покачала головой. Ей не хотелось ничего рассказывать.

– Разум, – тихо проговорила она. – Злой разум.

– Животное, человек или варг?

– Не животное. – Она содрогнулась. – Оно назвало меня «сестрицей».

Лицо Азила Аумсоиа изменилось.

– Гортас, – сказал певец.

– Он не прикоснется к тебе, – бросил Карадур и посмотрел па небо. – Лоримир, здесь мы разобьем лагерь. Тот, кто там прячется, может выйти к нам. – Он отдал несколько быстрых и точных приказов.

За бастионом из саней солдаты ощетинились копьями. По углам разожгли костры. Лоримир удвоил посты. Быстро стемнело. Заметно усилился ветер, он рвал парусину палаток, пугал лошадей. Воздух наполнился странным угрожающим гудением.

В палатке лучников почти не разговаривали. Соколица улеглась между Эдраином и Хью. Ее ноги подергивались. Эдраин заснул: она слышала ровное частое дыхание возле своего уха. Хью дремал, погрузившись в какие-то ночные мысли. Террил потянулась. Она никак не могла успокоиться. Наконец села, пробормотав извинения, натянула сапоги и вылезла из палатки. Тучи стремительно неслись по небу, изредка открывая звезды. Она направилась к отхожему месту, а потом подошла к восточному валу. Соколица стала осторожно прощупывать зимнюю ночь, ожидая вновь услышать злобный шепот… Но нет, ей никто не отвечал. Меняющая форму ощутила присутствие какого-то животного, испуганного голодного хищника. Может, недалеко бродил одинокий медведь, пытавшийся охотиться на пустынной ледяной равнине, или истощенный сердитый волк.

Неожиданно она услышала шаги и быстро обернулась. Это был Рогис, державший в руках длинное копье. Пока его товарищи разделывали мула, он попросил точильный камень у Телчора Фелса и так заострил наконечник своего копья, что им можно было перерезать волос. Он кивнул Соколице.

– Не спится, – призналась она, глядя в темноту. Ледяной ветер пронизывал до самых костей. Искры костров с шипением падали в снег. – Ты что-нибудь видел или слышал? Варгов или ледяных воинов?

Рогис покачал головой.

– Нет, только тени.

Неподалеку от лагеря в большом сугробе устроился медведь. Он был голодным и злым. В его голове, точно тяжелый дым, клубилась ярость.

Позади шептало Черное Место, медведь слышал, но не понимал тихие, злобные, ужасные звуки. Впереди находился человеческий лагерь. У людей была пища, но он видел в их руках оружие, а в лагере горели костры. Медведь боялся Черного Места и высокого желтого пламени костров. В глубине души, там, где царила тишина, он помнил тепло и исцеляющий смех, человеческую дружбу. Но невыносимый смрад наполнил его разум, и воспоминания отступили перед натиском отчаянного гнева. Зверь злобно смотрел на желтое пламя и тихо рычал. Однако снег заглушал все звуки.

* * *

Ночной ветер разогнал тучи: чистое холодное небо вновь стало голубым. Они ехали, строго соблюдая строй: мулы в центре, офицеры и копейщики впереди, лучники прикрывали арьергард и фланги. Их тени двигались вслед за ними, острые, как наточенные клинки. Впереди расстилался снег, белый, точно шерсть на животе только что остриженной овцы. Соколица, Орм, Финле и Эдраин находились в авангарде. Прямо перед ними вздымались жуткие шпили и бастионы лишенной окон крепости – они напоминали огромные черные зубы из угля.

Неожиданно Финле остановил лошадь.

– Эй! – возбужденно воскликнул он, и Соколица направила лошадь к нему. Он успел вытащить стрелу и смотрел налево. – Ты его видишь? – едва слышно спросил он, кивком показывая налево. – В большом сугробе. Животное. Возможно, волк…

Тут Соколица ощутила запах. Нет, это был не волк. Огромный рыже-коричневый медведь неожиданно поднялся во весь рост, его янтарные глаза сияли злобой. Стоя на задних лапах, он оглушительно заревел. Кобыла Финле заржала, встала на дыбы, и его стрела улетела в сторону.

Мышцы Подсолнуха напряглись, Соколица спрыгнула на землю, и лошадь поскакала прочь.

– Стреляй в него! – закричал Финле, пытаясь успокоить свою гнедую кобылу.

Сзади послышался стук приближающихся копыт.

Медведь встал на четвереньки и, низко опустив голову, злобно смотрел на Соколицу. Финле вновь закричал, призывая ее стрелять. Краем глаза меняющая форму видела, как лучники образуют широкий полукруг, готовые начать стрельбу. Мех встал дыбом на холке у медведя, точно иголки на спине ежа. Он присел, прижав уши к голове.

– Именем Матери, не стреляйте! – закричала Соколица.

– Никто не будет стрелять, – раздался сильный голос Дракона.

Он оказался слева от лучницы.

– Скажите им, чтобы не подходили близко, – попросила она, и лорд-дракон тут же отдал приказ. Медведь, – позвала она. – Не тревожься, мой друг, мы тебя освободим.

Животное пристально смотрело на Соколицу. В его желтых диких глазах не осталось ничего, кроме ненависти.

Террил нежно коснулась его закрытого разума: ярость, страх, растерянность, недоумение.

– Это твой друг, верно? – тихо спросил лорд-дракон. – Да. Его настоящее имя Огиер Иниссон. Но никто так его не называет. Он Медведь. Он мой друг и друг Волка Дахрани.

Она вновь прикоснулась к разуму Медведя, но ощутила лишь полную апатию и безмерную усталость. Сквозь миазмы страха и гнева Соколица потянулась к человеческим воспоминаниям.

Огонь в темноте, золотая вспышка, монеты на ладони, мускусный запах женщины, тепло обнаженной кожи, терпкий вкус вина на языке…

«Медведь, – беззвучно позвала она, – вернись. Мы друзья. Вернись».