многофункционален. Его нельзя недооценивать. То, что я сделал сейчас, возможно в будущем спасёт твою жизнь, — Невский сел на скамью. За ним последовала Мира.

— И каким образом?

— Эффект плацебо обычно используют в медицинской практике. Говорят больному, что эти чудо-таблетки помогут от тяжёлой болезни. Пациент в это свято верит. И мозг в действительности начинает принимать эти чудо-таблетки от болезни. Со временем пациент вылечивается. Главное, не говорить ему, что всё это была большая продуманная ложь. Может, тебе придётся так же кого-то обмануть во имя спасения. Кто знает?

— Откуда ты это знаешь?

— Отец как-то рассказывал. Он любит мне рассказывать разные истории.

— Какой он у тебя хороший, — Мира прижалась к нему.

— В этом мне с ним повезло.

— Извини, — у Миры в сумочке зазвонил телефон. — Извини меня. Мне надо бежать, — она поцеловала Владимира в губы. Сильно обняла и побежала на каблуках. Возле входа её ждал джип. За рулём сидел злой Амади.

— Пока, — только и смог сказать Невский.

Владимир остался сидеть на скамье в сквере. Он наслаждался пением птиц. «Как же хорошо», — только подумал он, как перед ним возник некий персонаж. Немного сгорбленный худощавый молодой парень в очках. Сразу видно, что отличник. Кроме учёбы ему явно нечем заняться. Потёртый джемпер, который явно подарил дед на день рождения. Причём свой же. Тусклые джинсы и полуизношенные кеды. Владимир думал, что такие только в американских молодёжных комедиях бывают. Однако, нет. Отличник долго собирался с мыслями. Боялся?

— Что? — начал первым Невский. Он понимал, что отличник не только с девушками не может заговорить первым.

— Вас приглашает… эээ… на чашечку чая… Николай Аркадьевич, — отличник вытер пот со лба. Невский даже удивился, что при его габаритах может выходить пот.

— Я понимаю, что ты волнуешься. Мог бы ты сказать, а кто такой твой Николай Аркадьевич?

— Он передал вам, — отличник протянул фотографию. На ней была Лера. Та самая девчонка, за которую Невский просил повышенную оценку.

— Принимаю приглашение, — Невский встал, и тут отличник чуть в обморок не упал. Может, в голодный обморок? Кушал-то он явно не в этой жизни.

— Он ждёт вас вот по этому адресу, — отличник дал пригласительное письмо с рестораном, который находился относительно недалеко. Ну и название. Время назначено на два часа дня. Значит, есть ещё время прогуляться до того самого ресторана.

— Спасибо тебе. Я сам найду этот ресторан.

— Пожалуйста, — отличник вздохнул полной грудью и с выполненным долгом потопал куда-то.

Владимир встал и пошёл вперёд. Он как-то видел на картах, где находится этот ресторан. Так, ради любопытства, в детстве рассматривал карты, вот и запомнилось. Дорога длиной более десяти километров. До двух часов было как раз два часа. Значит, успеет дойти вовремя. При этом насладится видами осеннего города.

На входе в ресторан Владимира встретил Николай Аркадьевич. Он был одет в белый костюм. И успел отрастить шелковистую бороду и усы. Они стали заметно белее. Красит?

— Здравствуй, мой дорогой друг, — с улыбкой встретил Белов.

— Друг? Так быстро? — удивился Невский. Кого, кого, а вот друга в виде пожилого профессора ему не хотелось видеть. Друг — это тот человек, с кем можно и поговорить, и натворить много чего интересного.

— Это просто приветствие, — улыбнулся профессор.

— Совсем забыл, как надо вести с себя с пожилыми людьми. Простите меня, — поклонился Владимир.

— Сарказм?

— Сарказм, — честно ответил Невский.

— Проголодался? — спросил профессор, когда они заняли столик в углу. Профессор заранее забронировал столик и уже успел расположить на нём свои вещи.

— Немного, — Невский позавтракал плотно. Отказываться тоже было дурным тоном.

— Что будешь? — Белов был в настроении. От чего же?

— Сок виноградный. Думаю, этого будет достаточно.

— Так скромно? — удивился Николай Аркадьевич.

— Скромность должна красить человека. Не так ли? И скорее всего, вы пригласили меня сюда не для того, чтобы узнать, насколько я скромный человек. Что вы хотите? — Невский не любил быть в неведении.

— У меня для вас подарок. После десерта его вручу. Я хочу тебе рассказать полностью про вирус. Ты должен знать про него всё. Дальше будет только смерть. И всё зависит от тебя.

— Не оптимистично как-то, — подытожил Невский.

— Начну сначала. Вирус, он сам по себе не может существовать. Это такой паразит, который живёт за счёт носителя. Так же и вирус в тебе. Вот только в твоём случае вирус смог адаптироваться. Очень даже хорошо адаптироваться.

— Стоп. Как мог адаптироваться вирус и при этом не разнести меня на мелкие жидкие остатки. У человека есть врождённый иммунитет. Антитела, как-никак, должны быть. Такого не может быть, — Невский не мог понять, как такое вообще возможно.

— В этом ты прав. И хвалю тебя за знание такой важной части анатомии и вирусологии в таком юном возрасте. Я точно не могу сказать, как, но могу предположить. Механизм у нас, наверное, одинаковый. Расскажу про свой механизм внедрения вируса. Как-никак я его изобрёл. Вирус вводится в три стадии. Раз ты был в лаборатории, то должен был знать про это…

— Один безумный учёный успел перед смертью сказать, — Владимир многое хотел узнать у того красавца.

— Вот только эти три стадии нужны были для подопытных. Они как суперсолдаты. Не должны быть красивыми. Должны только наводить ужас на врагов. И заодно убивать их. Так, на чём я остановился? Вводится вирус в спинной мозг. Организм, соответственно, начинает атаковать этот вирус. И в этот короткий промежуток времени, когда иммунитет и вирус не столкнулись, нужно внести более опасную атаку, — Белов отчего-то вздрогнул. Вспомнил про внедрение вируса.

— Смерть? — предположил Владимир.

— Именно. Смерть. Только не простая смерть. Нужна такая смерть, чтобы организм сразу смог отдать все свои ресурсы для сохранения жизни…

— В голову приходит только ускоренное охлаждение организма.

— Правильно. Иммунитет и вирус в этот период объединяются. Я так пролежал почти два месяца, пока вирус и иммунитет не стали едины. Вот только моя версия самая слабая из всех. Наверное, потому что в тот момент мне уже было за пятьдесят лет. Организм уже не тот.

— Один из? — удивился Владимир. — Сколько таких ещё?

— На моей памяти всего четверо: