Возникла паника. Можно себе представить, что в эти минутытворилось на сердце у самого Колумба. Вероятно, мысль о необходимости повернутьназад и убраться восвояси не раз приходила ему в голову. Страх перед неизвестным,возможной гибелью приказывал остаться на лезвии, то есть повернуть назад. Ивопрос об этом, как свидетельствует история, действительно стоял на повесткедня. Впрочем, повернув назад в страхе перед неизвестностью и оставшись темсамым на лезвии, Колумб обрёк бы и себя, и всю свою команду на верную гибель,ведь воды и провизии на обратный путь не осталось. Лезвие не так пугает, какнеизвестность, но оно может и погубить. Колумб не струсил и, несмотря на вседоводы, не свернул с назначенного пути. Этот поступок без всякого преувеличенияможно назвать отважным прыжком с лезвия бритвы. Результат не заставил себяждать – через пару дней команда увидела птицу, а ещё через день веткулиственного растения на воде. Ну, а потом всем известное: «Земля, земля!» Вот вами психологический механизм.

Вывод из этой истории прост: пока ты не пройдёшь до конца,не узнаешь, что там, после конца. И при этом нужно обязательно помнить, что конец– это всегда начало. Тем более и «конец», и «начало», как утверждают филологи,происходят от одного корня! И если народная мудрость не обманывает насчёт того,что жизнь как зебра (полоса белая, полоса чёрная), то не трудно предположить,что, усиливая «прелести» чёрной полосы, мы скорее её пройдём, а разбавляя еёбелым, мы лишь удлиняем своё страдание. Вы не знаете, почему часто говорят, чтожизнь у нас «серая»?

* * *

Но вернёмся от рассуждений к практике. Расскажу вам двапримечательных, на мой взгляд, случая. Одна моя пациентка страдала, как онасама говорила, от беспричинных страхов. Впрочем, по всему было видно, что этоотнюдь не так, как она пыталась представить. Но так как причину она открыватьне хотела, я и не настаивал. В конце концов, кто имеет право требовать отчеловека рассказывать то, чем он не считает нужным делиться?

Мы научились с ней быть «здесь и сейчас», дышать,расслабляться, не прогнозировать и т. д. Её состояние значительно улучшилось,настроение поднималось день ото дня. И я уже был настроен завершить этот циклтерапии, как вдруг произошёл следующий случай. Она пришла ко мне вся в слезах,в расстроенных чувствах и с ощущением полной безысходности. В ответ на мойвопросительный взгляд она разрыдалась ещё больше и, уткнувшись мне в плечо,все-таки рассказала, что же её так тревожит.

«Это ужасно, – говорила она, – я уже не боюсь, ноэта мысль… она меня гложет… Никакие планирования не помогают… С этим простоневозможно справиться! Это мой крест… Я знаю, мне от этого не уйти…» – «Так вчем же дело?» – спросил я её. «Вы будете надо мной смеяться», –отнекивалась она. «Не буду, с чего вы взяли?» – отвечал я. «Все смеялись, и выбудете…» – она посмотрела мне в глаза. «Не буду, обещаю. Вы мне доверяете,тогда говорите, кого стесняться? Если это для вас так важно, разве я будусмеяться?

Не оценивай дороги другого человека, пока ты не прошёл хотябы мили в его мокасинах.

Пословица индейцев пуэбло

Что я, нелюдь какой-то?» – говорил я. «Нет, –улыбнулась она, – людь». И рассказала…

После небольшой паузы она произнесла: «Я думаю, что у менялопнет брюшная аорта». У меня словно камень с души упал, и я мысленноперекрестился. «С этой бедой мы поможем», – пообещал я и попросил её лечьна кушетку. Потом на протяжении получаса я уточнял характер болей, особенностиеё переживаний и ощущений, как она себе это представляет и т. д. – всякиенаши психотерапевтические штучки. Когда картина показалась мне достаточнополной, я попросил её пережить этот ужас до конца.

Уговорить её на эту экзекуцию было непросто, ведь этого онабоялась больше всего на свете. Но другого выхода у меня не было. Никакие доводыв таких случаях неуместны, и я просто попросил поверить мне на слово. Я видел,как она колебалась. Она взвешивала свой страх и необходимость отдаться ему.Последнее пугало её, как может напугать пропасть, внезапно разверзнувшаяся подногами. На другой чаше её весов была полная тревог и ограничений жизнь, ведьстрах перед разрывом аорты лишил эту женщину всего: способности свободнопередвигаться, отдыхать, даже сексуальные отношения были теперь невозможны. Онапостоянно измеряла своё артериальное давление, пугаясь любого, даже весьманезначительного, повышения.

Мне оставалось только убедить её в том, что лезвие, накотором она оказалась, потворствуя страху, во сто крат хуже «конца», которыйона себе представляла. Я должен был дать ей гарантии того, что прыжок с этоголезвия не хуже бесконечного балансирования на его острие. И мне это удалось.Решившись принять свой страх, а не бежать от него, она стала сильнее страха, нополной уверенности в своих силах ей все ещё недоставало. Поэтому я должен былстать для неё тем оплотом уверенности и надёжности, в котором она такнуждалась. Порукой тому было моё отношение и моя искренность.

Когда весь этот подготовительный этап был пройден, я спросилу неё: «Ну как? Рискнём? Можно ещё отыграть обратно». – «Нет, рискнём», –ответила она, и мы рискнули. Она взяла меня за руку, а я стал описывать весьтот ужас, который вот уже несколько лет не давал ей покоя. Она представляла, ая описывал… Я использовал те слова и те образы, которыми она сама пользоваласьв своём рассказе. И скоро результат был достигнут.

Хороший психотерапевт должен рисковать своей жизнью ирепутацией, если хочет достигнуть чего-нибудь стоящего.

Фредерик Пёрлз

Когда стенка аорты «стала» пульсировать и трещать по всемшвам, она свернулась в комочек и зажмурилась. «Сейчас», – едва выдавилаона из себя и сжала мою руку крепко-крепко. «Аорта разрывается, и тёплая алаякровь разливается по брюшной полости», – закончил я свой «ужастик» изамолчал. Моя подопечная обмякла и затихла, словно бы умерла. Складки на еёлице разгладились, возникла пауза, которую я не решался прервать. Из еёзакрытых глаз потекли слезы, много слез. Я прикоснулся к её плечу: «Молодцом,все хорошо, все кончилось». Она открыла свои замечательные, небесного цветаглаза и, улыбнувшись, возразила: «Нет, началось. Мне кажется, я теперь смогуполюбить». В тот момент, когда этот сосуд, эта воображаемая аневризма, этотпузырь с кровью лопнул, точнее, когда она разрешила ему лопнуть, топочувствовала странное душевное облегчение, она словно бы беса из себя выгнала.Она вновь ощутила себя свободной.

Ей было уже за сорок, и последнее десятилетие она провелабез любви и даже без надежды на это чувство. В своём подсознании она словно быподменила надежду полюбить на надежду умереть от разрыва аорты. Теперь, когдадля её подсознания с разрывом аорты все было кончено и оно наконец насытилосвою жажду крови, открылось то, что было прежде подавлено. Смерть состоялась иэтим открыла дверь любви. Разумеется, аорта не лопнула и, видимо, даже не «догадывалась»,что с ней могло такое случиться. Она ведь даже не была поражена болезнью! Оттяжёлого недуга страдала душа, психика моей пациентки, а чтобы не выноситьистинную проблему на обозрение, она прикрывалась мнимой опасностью – возможнымразрывом аорты. После того как оковы пали, открылась возможность обрестиутраченное.