такая. Я думал, она об этом знает… А сейчас понимаю, что нет. Несправедливо!

По традиции дедушка и бабушка хорошенько так закидывают нас грязью и уезжают.

Убираемся после гостей. Я подметаю зубочистки в совок и иду к мусорному ведру. Искоса смотрю на маму — она моет посуду.

Вроде бы и хочется подбодрить ее, сказать, чтó я о ней думаю, и в то же время не хочется. Она взрослая, и сама должна видеть истину. По крайней мере, по такому принципу она построила наши отношения: она взрослая и все знает, а я неразумный ребенок, и в моих советах она не нуждается. Ну что ж, пусть будет так.

Я молча опустошаю совок и беру швабру, чтобы отмыть грязные следы.

Смотря на дедушку с бабушкой, я понимаю, почему мама такая долбанутая. И мне даже становится ее жалко.

20

Прошу Антона подтянуть меня по химии. Зову его домой, чтобы вместе позаниматься. Мама, приехав с работы, приятно удивляется. После ухода Антона спрашивает меня, что это она такое видела, а я небрежно отвечаю, что хочу подтянуть учебу. И вру, что снова подумываю поступать в мед.

Мама сияет, как новогодняя елка, и в этот же вечер сообщает, что поменяла одну из строчек в «Системе распределения карманных денег». Теперь, если я где-то с Антоном, могу возвращаться домой аж к десяти. Я решаю вовсю этим пользоваться.

Как-то прихожу к Антону — снова по учебе.

Я у него раньше дома не был. Прохожу в его задротскую комнату. Оглядываю покрывало с желтой надписью Star Wars, меч джедая на столе и два постера на стене: один с кадром из «Форсажа», другой с Оби-Ваном, и спрашиваю:

— Что, еще не признался своей девушке?

Он мотает головой.

— А с этим что делаешь, когда она приходит? — Я киваю на постер, на котором Доминик Торетто с пафосным видом стоит рядом с гоночной тачкой.

Антон вздыхает:

— Снимаю. И заменяю на Йоду.

— Да, грустно быть тобой, — хмыкаю я.

Мы занимаемся час, потом я прерываюсь и говорю, что на сегодня хватит.

— Может, киношку глянем? — предлагает Антон.

— Не, я уже опаздываю. С друзьями договорился.

— А-а-а, — разочарованно протягивает он. — Куда пойдете?

— Да в кино хотели.

— А можно с вами? — Он смотрит с надеждой.

Я теряюсь. Друзья не обрадуются, если я приведу его.

— Э-э-э… Да тебе фильм не понравится, там скучная научная фантастика.

Он мрачнеет:

— Понятно.

Теперь я всегда прошу Антона прикрыть меня, если вдруг мама спросит, был ли я с ним. А на самом деле тусуюсь с друзьями в это время. Но вообще я налегаю на учебу не только для прикрытия. Я на самом деле хочу подтянуть успеваемость. Пусть мама думает, что я взялся за ум. Может, она снова ко мне подобреет и выгонит Хмуря. Что мне это даст? Удовлетворение! У меня внутри будто вулкан клокочет, настолько я возмущен тем, как Хмурь водит маму за нос. Хочу поставить его на место.

Правда, с успеваемостью не все так просто. Я дико стараюсь, мозг просто кипит, но вот уже больше недели со мной происходит фигня, которой нет логичного объяснения.

Волшебным образом из тетрадей пропадают домашние работы и написанные на уроках самостоятельные. Сдаю домашку — получаю двойку за то, что никакой домашки нет. Потом смотрю в тетрадь — и правда нет! И с самостоятельными то же самое. Напишу на уроке работу, сдам — а потом мне возвращают мою же тетрадь, а там — пусто! И даже с конспектами. Запишу новую тему на уроке, а дома открою тетрадь — ничего нет. Даже из дневника пропадают записанные домашние задания. Я думаю, что что-то перепутал, записал где-то в другом месте, пересматриваю все тетради, но ничего не нахожу.

Это происходит не каждый раз, а от случая к случаю — половина работ остается на своих местах. Я в легкой панике, даже подозреваю поначалу, что это беда с моей башкой. Может, я ничего не пишу вовсе, а мне только кажется? В общем, я совершенно сбит с толку.

Как-то я варю в турке кофе и параллельно, не отходя от плиты, читаю конспект урока. Вдруг на левой странице тетради, где раньше находилась домашка, которая потом таинственно исчезла, начинают проступать буквы! Я отхожу от плиты и в шоке пялюсь на них. Проявилось только два слова — и больше ничего. Но я уже ликую! Я не сошел с ума!

Я снова подхожу к плите, и… проявляются новые слова. Я смотрю на турку (кофе убежал, и черт с ним), затем — на зажженную конфорку. Подношу лист поближе к огню… И вся моя домашка возвращается!

Я забываю про кофе, мчусь в комнату, достаю свою ручку, исследую ее. Ручка как ручка. Может, дело в чернилах, они испортились? Я вытаскиваю стержень, рассматриваю его, но ничего подозрительного не замечаю.

Расписываю ручку на листе бумаги. Жду. Чернила не исчезают. Хм. Очень странно.

Я оставляю лист с каракулями дома, а сам ухожу в школу. Ручку беру запасную, старой в этот день больше не пишу. Когда я прихожу в школу, домашка из тетради снова исчезает… Так и есть, это зависит от времени. Но почему тогда исчезает не все?

Придя домой, я первым делом беру в руки лист, где расписывал ручку. Я уверен, что он окажется пустым. Но я отчетливо вижу свои каракули. Они ничуть не поблекли.

Да что за чертовщина? Почему моя домашка исчезла, а каракули нет?

От нагревания домашка снова проявляется. И не исчезает до самого вечера.

В чем разница между листом, где я писал каракули, и листом, на котором написана домашка? Почему одно исчезает, а второе нет? Может, дело не во времени? А в чем?

Тетрадь с домашкой я таскал в школу, а лист был дома. Домашка исчезла, пока я шел от дома — в школе ее уже не было. Значит, это произошло на улице… Улица!

Я хватаю лист с каракулями и бегу на балкон. Вывешиваю лист за окно. Жду. Буквы постепенно исчезают. И тогда я все понимаю: и что происходит с моими работами, и кто за этим стоит.

Хмарин купил ручку с какими-то хитрыми чернилами, я и не знал, что такие существуют. Наверняка раздобыл в магазине розыгрышей. На холоде чернила исчезают, при нагревании — проявляются. Но комнатной температуры недостаточно, нужно нагревать либо над огнем, либо, возможно, феном.

Я настолько восхищен смекалкой Хмарина, что даже не злюсь.