– Была младшая сестра Настенька, её уже нет в живых, погибла в автомобильной аварии.

– Господи! Извини, пожалуйста, – посерьёзнела Оля.

– Да ничего. Со временем боль притупляется. А вот мама начала болеть после этого несчастья. Ей недавно пятьдесят исполнилось, мы с отцом её уговариваем бросить работу, а она ни в какую.

Они не заметили, как дошли до Курского вокзала.

– Никита, пошли в метро, уже поздно, – попросила Ольга, хотя ей не хотелось расставаться с ним.

– Если ты не замерзла, пошли пешком до „Комсомольской“, а там я возьму такси, отвезу тебя в общежитие и поеду на нём же домой, – предложил Никита.

– Я не замерзла, я есть хочу! – заявила Ольга.

– Та-ак! – протянул Никита. – В ресторан мы уже не попадаем, можем что-нибудь перехватить в буфете на вокзале, лучше на Ленинградском. Тогда давай проедем одну остановку на метро.

В буфете на Ленинградском вокзале они устроились за столиком, Никита принёс по стакану кофе с молоком и бутерброды с копчёной колбасой и сыром.

– Молодёжь! – крикнула им буфетчица. – Горячую жареную рыбу хотите? Только что подали.

Никита принёс по два куска горячей рыбы с хлебом. Они с удовольствием поели, запили кофе и довольные вышли на площадь. Немного постояв в очереди на такси, сели в машину и поехали в Сокольники.

– Принцесса! – обратился Никита у входа в общежитие, держа её за руку. – Если ты в плену у злого колдуна, я готов сразиться с ним и освободить тебя. Правда, после этого я сам возьму тебя в плен.

– Нет. Никита, я не пребываю в плену, я нахожусь на развилке, но на ней нет заветного камня с указателями „Налево пойдёшь… направо пойдёшь…“ И так далее. Я должна сама выбрать направление пути или ждать подсказки. И прошу тебя, не нужно меня подталкивать в ту или иную сторону, иначе ты можешь оказаться виноватым, сам того не желая.

– Ты совсем ещё девочка, Оля, откуда в тебе столько мудрости? Но жизнь в том и заключается – чтобы делать всё вовремя, – задумчиво сказал Никита и, поцеловав Ольгу в руку, вернулся к ожидавшему его такси.

Ольга вошла в вестибюль и остолбенела: возле окна у батареи отопления стоял Влад. Она подошла к нему.

– Не слишком ли поздно ты возвращаешься из театра? – холодно спросил он.

– А ты давно ждёшь? – вопросом ответила Ольга.

– Не очень. Я приехал в Москву и решил встретить тебя со спектакля. Я шёл за вами до „Курской“. А потом сел в такси и приехал сюда.

– Влад, мы же просто прогулялись, а потом я проголодалась И Никита…

– Так его зовут Никита?

– Кого?

– Моего преемника. Удивительно быстро он появился! Или он давно существует?

– А ты сам как думаешь? – тихо спросила Ольга.

– А я уже не знаю, что мне думать. Да и нужно ли думать, если видишь всё своими глазами?

– „Зорко одно лишь сердце, самого главного глазами не увидишь!“ – процитировала Ольга.

– А ты меня эрудицией не пугай, я тоже Экзюпери читал. Могу процитировать: „Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил!“

– Влад, у тебя нет оснований обвинять меня в измене. Мне жаль, что так получилось, но ты мог бы не идти за нами, мог бы подойти и убедиться в необоснованности своих подозрений. Мы с тобой уехали бы и всё. В конце концов, ты сам предложил мне пойти в театр с подругой. А я пошла не с подругой и даже не другом, а просто со знакомым парнем. Я вот ездила на концерт органной музыки с парнем из группы Олега, его тоже в твои преемники зачислить? Я ездила с ребятами за грибами, и не один раз, они тоже преемники? Я что, по-твоему, как царевна Несмеяна, должна сидеть в тереме и ждать, ждать, ждать?

– Ждать ты, Оля, не умеешь. Честь имею.

Влад резко повернулся и вышел, хлопнув дверью. Ольга разрыдалась, где стояла, отвернувшись к окну».

Жизнь у Натальи Михайловны сложилась неплохо: получила высшее образование, была счастлива в замужестве, стала писательницей. Но это внешне, а внутренне она пережила такие удары судьбы, при которых человек не может быть счастлив. В детстве её бросила мать, в зрелые годы – потеряла мужа и сына. И, наконец, как многие из нас, она потеряла могучую и справедливую страну – Советский Союз, а потому спрашивает в своей повести «Стромынка, 32»:

– Это можно назвать жизнью? Когда разлучился радоваться, потому что нет радости, разучился смеяться, потому что плакать хочется. Когда со страхом включаешь телевизор, то думаешь, что ещё для нас придумает в конец обезумевшая власть, чтобы показать тебе твоё ничтожество? А ты, сколько бы ни думал, так и не можешь понять, в чём заключается твоя вина, за что тебя пропускают через многочисленные унижения. И дети наши страдают, потому что успели вырасти порядочными людьми, а сегодня быть человеком чести смерти подобно. Теперь это называется «быть лохом».

Неприятное соседство. В Москве второй половины XIX столетия жили многие из потомков A. C. Пушкина. Это известно. Но мало кто знает, что в старой столице обитали и их антиподы – носители фамилии убийцы поэта.

В трехтомном издании «Московский некрополь», выпущенном великим князем Николаем Михайловичем, читаем: «Дантес, Алексей Григорьевич, умер 12 мая 1895 года».

Имя Григорий созвучно Георгию, а последнее имеет французский аналог – Жорж. То есть отцом Алексея Григорьевича был Жорж Дантес, человек с фамилией, для России нетипичной и неудобной. Жил этот искатель счастья и чинов в нашей стране в 1833–1837 годах. Когда же и при каких обстоятельствах мог он обзавестись здесь сыном?

10 января 1837 года блестящий кавалергард женился на весьма непривлекательной, да к тому же ещё и беременной фрейлине императрицы Екатерине Гончаровой, родной сестре супруги A. C. Пушкина. В марте Екатерина родила. Дантес в это время был уже за границей. Вскоре к нему присоединилась и суженая.

Новорождённый получил фамилию официального отца, но сыном Дантес его на считал. В 1852 году супруга, навязанная ему III отделением канцелярии Его Величества, умерла, и «заботливый папаша» тут же спровадил 15-летнего Алексея в Россию, к его родственникам Гончаровым. Вскоре А. Г. Дантес оказался в Москве.

Жил Алексей Григорьевич на Новинском бульваре в доме провизора Александра Витальевича Орлицкого. У него было две дочери – Мария и Надежда.