«С тех пор, как Сапфо, спасаясь бегством, отплыла из Митилены на Сицилию… в то время, когда архонтом в Афинах был Критий Старший, а в Сиракузах власть находилась в руках гаморов» («Паросская хроника», 36). Ключевой момент в свидетельстве — многоточие, которым обозначена порча текста. Именно в этом его месте должна была находиться датировка. Но, коль скоро она пропала, можно ли «извлечь ее из небытия», основываясь на каких-либо прямых или косвенных данных?

Гаморами, объясним сразу, в Сиракузах — самой крупной греческой колонии на Сицилии — назывались аристократы, в архаическую эпоху являвшиеся правящей элитой этого города. Указание на них пока еще никакой конкретики в хронологическом плане не дает. Упомянут тут также афинский архонт Критий Старший. Это уже более утешительно. Архонты в Афинах занимали свой пост в течение одного года — не больше и не меньше. И никому из них не было дозволено занимать архонтский пост вторично.

В Афинах велся список архонтов[134]; он был выставлен на Агоре — главной городской площади. Собственно, без него было и никак не обойтись. Дело в том, что в летосчислении древнегреческих полисов годы обозначались не цифрами, как привычно нам (2015 год, 1945 год и т. п.), а именами верховных должностных лиц. В тех случаях, когда ныне принято говорить, скажем, «Я родился в 1965 году», эллин говорил: «Я родился в год архонтства Солона» (или в год чьего-либо другого архонтства).

Что́ из этого вытекает — вполне понятно: перечень архонтов должен был быть в общей доступности. Без этого трудно или даже невозможно было подсчитать, сколько лет тому или иному гражданину. А информация о возрасте чрезвычайно важна, например, в тех случаях, когда производится призыв на военную службу (весьма актуальный мотив, поскольку полисы Эллады воевали друг с другом очень часто).

Итак, список афинских архонтов существовал; однако, увы, самая древняя его часть не дошла до нас. Когда занимал этот пост Критий Старший? Ученый, наиболее скрупулезно исследовавший афинскую систему должностей, причем именно в аспекте занимавших эти должности лиц[135], датирует его архонтство 600/599 годом до н. э., но, впрочем, ставит знак вопроса. Этот знак препинания, впрочем, не должен нас удручать. Он показывает только то, что с датировкой нет полной точности; а нас совершенно устроит и некая достаточно приблизительная цифра. Тем более что она указывает как раз на то время, когда жила Сапфо, так что сомневаться в общем порядке даты нет никаких серьезных оснований.

Нужно учитывать еще и то, что в «Паросской хронике» события перечисляются в основном в порядке их последовательности. Так что время, когда Сапфо оказалась на Сицилии, нетрудно вычислить и путем сопоставления оповещающих об этом событии строк надписи с предшествующими и последующими.

Все авторитетные специалисты, занимавшиеся «Паросским мрамором», начиная с самого главного из этих «авторитетов» — Феликса Якоби, — абсолютно уверены только в одном: время бегства Сапфо с Лесбоса на Сицилию пришлось на временной промежуток между 603/602 и 596/595 годами до н. э.

Что это для нас означает? То, что уже говорилось и выше: поэтесса покинула родину еще девочкой. Ей было около десяти лет. Но опять же приходится оговорить, плюс-минус два-три-четыре года в ту или другую сторону. Это не принципиально.

Видимо, именно потому-то сицилийское изгнание (оно, похоже, было недолгим) никак не отразилось в стихах Сапфо. Или почти никак. Есть у нее строка:

Говорится тут, естественно, об Афродите: именно ее родиной считался Кипр[136]. Наряду с этим островом и находившимся на нем же городом Пафосом упомянут, однако, и некий Панорм. Городов с таким названием (обозначавшим в переводе «всем подходящая гавань») в античном греческом мире, и особенно в регионах, где эллины основывали свои колонии, было немало. Но самый крупный и известный из этих Панормов находился именно на Сицилии.

Мы полагаем, о Палермо слышали все? Это ныне самый крупный сицилийский город и, так сказать, «столица мафии». Но ведь современный Палермо — это и есть античный Панорм. Название в общем-то изменилось отнюдь не до неузнаваемости; гораздо труднее, скажем, опознать в нынешнем Стамбуле былой Константинополь.

Впрочем, нельзя испытывать уверенность в том, что здесь у Сапфо упомянут именно сицилийский Панорм. Да даже если и он — никаких новых данных к биографии нашей героини это не дает. Размышляя о том, почему уроженка Лесбоса вдруг оказалась так далеко от дома, резоннее будет привлечь те данные, которые нам известны (и излагались выше) об истории ее острова на рубеже VII–VI веков до н. э.

Около 610 года до н. э. свергли тирана Меланхра. В 590 году до н. э. пришел к власти эсимнет Питтак. А находящееся в промежутке между этими датами двадцатилетие (именно оно нам и интересно теперь, именно тогда покинула родину Сапфо!) — время какой-то полной неясности с точки зрения хронологии. Смуты; война Митилены с Афинами за Сигей, в которой отличился Питтак; опять смуты; установление тирании Мирсилом; после смерти последнего — опять смуты; возрастание влияния Питтака…

Крайне малоинтересная картинка. Но, во всяком случае, позволяющая заключить: по всей вероятности, именно в связи с этой смутой, стасисом, семья Сапфо и отбыла временно на Сицилию. Но, видимо, ненадолго. К тому времени, когда Скамандроним и Клеида-старшая выдавали свою пятнадцатилетнюю (или около того) дочь замуж, семья уже опять жила на Лесбосе.

Впрочем, новый этап жизни Сапфо протекал уже в Митилене. И это, полагаем, было даже к лучшему для нее. Что ждало бы ее, останься она в своем маленьком Эресе? Суждена ли была ей такая же слава? Сильно сомневаемся. Опыт самых разных эпох, обществ, цивилизаций показывает: в столице и посредственность может прославиться, а в провинции и таланту нетрудно заглохнуть.

Как Сапфо стала митиленянкой? Напрашивающийся ответ: в связи с замужеством. В цитировавшейся выше статье из словаря «Суда», напомним, сказано: «Замуж же она вышла за Керкила, богатейшего человека, переселившегося с Андроса».

Кто такой был этот Керкил? Очень хотелось бы знать, но, увы, вновь приходится только высказывать догадки, ибо о нем практически ничего не известно. Мы видим, что он был уроженцем не Лесбоса, а другого эгейского острова — Андроса, однако с какого-то момента поселился в Митилене. Можно предположить, что он за какие-то заслуги был принят в число граждан митиленского полиса. За какие же? Намек, полагаем, содержится в только что приведенном свидетельстве: Керкил был очень богат. Вероятно, в какой-то момент он оказал митиленянам существенное финансовое вспомоществование, за что они его и отблагодарили гражданскими правами.