Перед рассветом Робин вышла из дома и села на каменную скамью во дворе. Серую накидку она потеряла; свежий утренний воздух охлаждал ее обнаженные руки. В голове медленно прояснялось. Облупившийся грифон, из ухмыляющейся пасти которого торчала водосточная труба, смотрел на нее со стены.

— Тебе-то хорошо, — вслух сказала ему Робин.

— Первый признак сумасшествия, — прошептал Фрэнсис, опустившись на скамью рядом с ней.

Робин не слышала его шагов. Она потеряла Фрэнсиса и Джо несколько часов назад. Сидя в темноте, она думала: «Все как обычно. Мне вечно приходится с кем-то делить его».

— Я соскучился по тебе, — сказал Фрэнсис.

Она видела, что его силы на исходе; за привлекательной внешностью Фрэнсиса скрывалась печаль, время от времени выходившая наружу.

— Робин, я искал тебя. Несколько часов кряду. Обшарил все комнаты в доме.

— Мне захотелось подышать свежим воздухом. Тут слишком много людей.

Он мрачно сказал:

— Как всегда, верно? Слишком много людей, слишком много шума, слишком много разговоров. Иногда и подумать некогда…

Она вяло кивнула.

— Но ведь ты не уйдешь от меня, правда, Робин? — В его голосе слышался страх. — Робин, я всегда занят. Таскаю тебя туда, куда ты сама не пошла бы. Но ты согласна терпеть меня? Или нет?

Она придвинулась к Фрэнсису, положила голову ему на грудь, и Гиффорд обнял ее. Теперь он целовал ее совсем не так, как накануне вечером, когда они занимались любовью. Эти поцелуи были нежными, нетребовательными и говорили скорее о дружбе, чем о желании.

— Конечно, согласна, — прошептала Робин. — Сам знаешь.

Майя уехала на выходные. Оставила Кембридж днем в пятницу и вернулась в субботу поздно вечером. У нее появилась привычка проводить первые выходные месяца вне города. Никто — даже Лайам Каванах, даже ее экономка, даже Робин и Элен — не знал, куда она ездит. Долгая поездка утомила ее; во всяком случае, именно этим Майя объясняла то, что она как в воду опущенная. Она сидела в гостиной, держала в руках стакан с джином и пыталась не думать о пятнице. Но память продолжала делать свое черное дело: это был последний день Эдмунда Памфилона в «Мерчантс». Он хотел поговорить с ней наедине. И сказал только одно: «Миссис Мерчант, вы не передумаете?» Однако Майя все поняла по выражению его глаз. На смену обычной веселости, которая всегда раздражала ее, пришли отчаяние и страх. Она выдавила из себя несколько банальных фраз о сочувствии и сожалении. В ответ старик отвесил ей старомодный учтивый поклон и ушел из «Мерчантс» навсегда. Майя не могла понять, почему такой пустяк расстроил ее. Говорила себе, что все нормально, что худшее уже позади, что она сделала то, что должна была сделать. Но неловкость оставалась, заставляя Майю ощущать неуверенность в себе. Она знала, почему пьет. Иначе пришлось бы заглянуть себе в душу и увиденное могло ей не понравиться.

Фрэнсис, подстегиваемый нуждой в деньгах, которые требовались и ему, и Вивьен, встретился с Тео Харкуртом в его клубе в Мэйфере. Когда Фрэнсис опустился в глубокое кожаное кресло, Тео заказал виски.

Фрэнсис сделал глоток шотландского и сказал:

— Тео, мне кажется, что вы должны еще раз подумать о «Разрухе». Журнал стоит того, чтобы вложить в него деньги.

Тео слегка приподнял брови, но промолчал.

Это подстегнуло Фрэнсиса.

— Дело в том… Я не уверен, что смогу продолжать издавать журнал, если не найду спонсора.

Тео Харкурт всегда напоминал Фрэнсису змею. Питона или кобру, готовую броситься на свою жертву. У Тео были мерцающие серовато-карие глазки с тяжелыми веками. Фрэнсис заставлял себя смотреть в них, ожидая увидеть золотистые вертикальные зрачки, как у ящерицы.

Встречая взгляд этих глаз, он заставлял себя улыбаться. В такие минуты его оставляло обаяние, которое Фрэнсис всегда считал своим величайшим преимуществом.

Наконец Тео заговорил:

— Дорогой мой мальчик, беда в том, что журнальчиков сейчас пруд пруди. И мысль о необходимости субсидировать еще один не вызывает у меня энтузиазма.

Фрэнсис ощутил разочарование и гнев. Разочарование из-за того, что «Разруха», о которой он мечтал с пеленок, вынуждена закрыться из-за отсутствия средств, а гнев — из-за того, что Тео, который давно похваливал журнал, теперь предал его. Фрэнсис понял, что ненавидит Тео Харкурта. Ненавидит его власть, влияние и холодное безразличие, с которым тот растоптал все его надежды. Он поднялся на ноги.

— Что ж, раз так, я пошел. Прошу прошения, что доставил вам хлопоты.

Когда Фрэнсис добрался до дверей, Тео схватил его за рукав и негромко сказал:

— Фрэнсис, вам следует научиться держать себя в руках.

Гиффорд на мгновение остановился, не зная, слушать ли Тео или ударить его.

Харкурт сказал:

— Я не хочу субсидировать «Разруху», но с удовольствием купил бы ее.

Фрэнсис, испытывавший противоречивые чувства, уставился на него.

— Журнальчик так себе, но я уверен, что с деньгами из него удастся сделать что-нибудь путное. Я мог бы внедрить цветную печать. Публиковать фотографии или что-нибудь в этом роде. Тогда он будет выглядеть не таким доморощенным. — Тео посмотрел на Фрэнсиса. — Дорогой мой мальчик, я дам вам хорошую цену.

Фрэнсис сумел справиться с гневом и снова обрел дар речи.

— А я останусь главным редактором?

— Думаю, все детали можно будет решить ко взаимному удовлетворению. Сначала покончим с финансовыми вопросами. А потом, как джентльмены, договоримся о мелочах.

Через три дня Фрэнсис получил по почте чек. Расписавшись на обороте, он сунул чек в конверт и черкнул записку для Вивьен: «Думаю, этого хватит, чтобы справиться с истощением ресурсов и всем остальным. Теперь тебе не нужно выходить за этого кошмарного Дензила. С любовью, Фрэнсис».

В конце июня у Хью был день рождения, и Робин приехала на выходные домой. В воскресенье из Кембриджа прибыла Майя. Небо было цвета незабудок, воздух — теплым и ароматным. В тростнике сновали синие, зеленые и золотые стрекозы. Хью вывел из-под навеса лодку, посадил в нее Майю и Робин и взялся за весла. Они плыли по слегка извилистому руслу, пока зимний дом и ферма Блэкмер не скрылись за поворотом. Робин наклонилась, опустила руку в воду и ощутила давно забытое спокойствие.

— Хью, а Элен ты приглашал? — спросила Майя.

Он кивнул.

— Она не смогла прийти.

— Почему? — лениво спросила Робин. — Даже Элен не ходит в церковь во второй половине дня. А по воскресеньям она не работает.

— Сейчас она вообще не работает. — Майя опустила поля шляпы, заслоняясь от солнца. — Робин, разве она тебе не писала?

Робин смутно припоминала, что как-то пробежала глаза довольно путаное письмо.