– Положим, мой. Нравится?

– А то! – Парень бросил взгляд на танк и удивленно покрутил головой. – «Тигр», да?

– Копия, – признался Павел Трофимович. – Немного уменьшенная. Шасси подходящего размера не подобрал, вот и пришлось выкручиваться.

– Да ладно! – изумился парень. – Это что же, вы это все своими руками?..

– Вроде того.

– С ума сойти… Охренеть можно! Копия, значит, да? То-то же я смотрю, что соляркой пахнет…

Павел Трофимович, который уже собрался закинуть спиннинг, чтобы закруглить разговор, отказался от своего намерения.

– А чем должно? – спросил он.

– Так «тигры» ж на бензине ездили, – объяснил парень, – на семьдесят четвертом.

– Разбираешься, что ли?

– Механик-водитель первого класса, – похвастался незнакомец.

– Ишь ты, – удивился Ерошкин, – почти коллега. Я тоже в танковых служил, зампотехом батальона. А теперь вот, видишь, на пенсии – рыбку ловлю, мастерю от скуки всякую всячину…

– Золотые у вас руки, – с чувством сообщил белобрысый механик-водитель. – А где служили?

– Да много где, – пожал плечами Ерошкин. – Демобилизовался из-под Питера.

– Не может быть! – ахнул белобрысый. – Под Питером? В отдельном гвардейском?.. Так это ж моя часть! Нет, всухомятку такое не переваришь, это обмыть надо – обязательно и непременно…

– Надо ли? – усомнился Павел Трофимович, не жаловавший тех, кто норовит залить глаза с утра пораньше, и избегавший застолий в компании незнакомых людей. – Еще и солнце-то толком не встало…

– Надо, надо, – с уверенностью произнес парень, живо скидывая с плеч лямки рюкзака. – Не думал, не гадал – однополчанина встретил! Это, что ли, не повод? Да я же не пьянствовать предлагаю, у меня и пить-то толком нечего – чекушка всего!

В подтверждение своих слов он показал Павлу Трофимовичу упомянутую емкость, которая заманчиво блеснула отраженным светом встающего над туманным озером солнца. За бутылкой последовали пластиковые стаканчики и сверток с бутербродами; демонстрируя похвальное уважение к возрасту однополчанина, белобрысый осторожно спустился сверху на сырой песчаный бережок и, как на скатерти, утвердил на дерновом краю обрыва сначала чекушку, а потом и все остальное.

– Меня Лехой зовут, – сворачивая голову бутылке, оживленно говорил он, – а друзья все больше Белым кличут – из-за масти, видите? – Он снял шлем, показав, что не врет, и снова нахлобучил его на голову. – Надо же, как знал, стаканчики прихватил… Вот же радость нежданная!

– Помногу не лей, – предупредил Ерошкин. – И спешить некуда, и добавить нечем… На гражданке-то к чему пристроился? На начальника выучился или, может, при гусеницах остался?

– При гусеницах, – аккуратно разливая водку, ответил белобрысый Леха. Стаканчики стояли в траве почти на уровне его глаз, и делить поровну было легко. – Я ведь сирота, безотцовщина, при наших с матерью достатках не очень-то и выучишься. Нынче ведь без денег никуда. Платное обучение мне не по карману, а чтоб на бюджет поступить, я узнавал, на лапу столько надо сунуть, сколько я отродясь в глаза не видывал. Да и не всем же начальниками быть! Нет, правда, кому ж работать, если кругом одно начальство? Ходят с утра до вечера друг за дружкой с бумажками в руках и командуют…

– Тоже правильно, – принимая из его рук хлипкий, так и норовящий смяться в пальцах пятидесятиграммовый стаканчик, согласился Ерошкин. – На рабочем человеке земля держится. И если у человека руки растут, откуда им расти положено, он нигде не пропадет. Ты, Леха, видать, в механике разбираешься. Вон, мотоцикл у тебя, гляжу, старенький, Брежнева, поди, помнит, а выглядит, как молодой!

– Своими руками до ума довел, – с законной гордостью подтвердил Белый. – Считай, из металлолома восстановил. Но куда мне до вас!

– Какие твои годы, – утешил его Ерошкин. – Ну, за танковые войска!

– И за золотые руки, – дополнил тост Белый.

Они осторожно, чтобы не смять ненадежную посуду, чокнулись.

– Ух ты! – вдруг ахнул Белый, глядя на реку поверх поднесенного ко рту стаканчика. – Вот это хвостище! Сом, что ли?

– Где?

Павел Трофимович машинально посмотрел туда, куда был устремлен взгляд собутыльника, но ничего не увидел, кроме лениво перемещающихся над поверхностью темной воды белесых прядей редеющего тумана. Белый быстрым вороватым движением выплеснул содержимое своего стаканчика на землю. Водка беззвучно стекла по стеблям травы и мгновенно впиталась в дерн.

– Ушел, – разочарованно констатировал Белый. – Вот это рыбина! Настоящий ихтиозавр.

Он разломил бутерброд с вареной колбасой и стал жевать, нарочито шумно дыша через нос. Ерошкин выпил, крякнул и завладел второй половинкой бутерброда.

– Что водишь-то, механик? – спросил он с набитым ртом. – Бульдозер? Вездеход?

– Так «тигра» и вожу, – наливая по второму кругу, спокойно, как ни в чем не бывало, ответил Белый.

– Это на старом полигоне, что ли? – мгновенно сориентировался Павел Трофимович.

– Ага. Нормальная работа – и интересно, и платят прилично… А вы откуда про полигон знаете?

– Ты гляди, Алексей, – напряженным тоном предупредил Ерошкин. – Деньги – это хорошо, а что интересно, и того лучше. Только люди там непростые, мудреные. Насмотрелся я на них, тоже там работал одно время. «Королевского» видел? Моими руками, можно сказать, с того света возвращен.

– Ну?! – ахнул Белый. – Вот встреча-то – нарочно не придумаешь! Стало быть, вдвойне однополчане… Предлагаю выпить за «королевский»!

– Да пропади он пропадом, твой «королевский»… – Ерошкин рассеянно выпил, на какое-то время застыв в позе горниста, трубящего утреннюю зорю, со стаканчиком в руке, донышко которого смотрело почти в зенит. Движения его стали замедленными и неуверенными, а голос – тягучим, как на заедающей пластинке. – О чем это я?.. А, так ты гляди! Гляди в оба, а лучше держись от них подальше…

– Да в гробу я их видел, в белых тапочках. – Белый спокойно, уже не таясь, выплеснул водку в реку. – Я себя тоже не на помойке нашел. Про «тигр» в Верхних Болотниках слышал? Так это мы с корешем провернули. Охрану я усыпил, загнали его на грузовую платформу, доставили по-быстрому куда надо, навели шороху и спокойно отвалили. Никто и не врубился…

– Ты бы, парень, об этом лучше… помалкивал, – заплетающимся языком с трудом выговорил Павел Трофимович. – Я тебе… не судья, но ты бы… помалкивал, а то другие… найдутся, которые… с… с… судьи…

– Я-то помалкиваю. – Белый с хрустом смял в кулаке стаканчик и сунул его в карман. – А вот ты, старый козел, в последнее время слишком много звонишь про полигон и про то, что там делается. Это ты, дед, зря. Не подумавши.

– Ах ты… щенок! – Ерошкин пошатнулся, неуверенно опершись рукой о крошащийся, осыпающийся песчаный откос. Пустой стаканчик выпал из его руки, с негромким шлепком приводнился в паре сантиметров от берега, покачался на мелкой речной волне, словно не зная, на что решиться, а потом отчалил, подхваченный течением, и быстро затерялся в тумане, держа путь в неизведанные дали. – Это они тебя… подослали? Ты… чем меня… опоил?