— Это ненадолго, поверьте мне. Это не для вашей прелестной головки.

— А чем она вам не нравится?

— У вас голова ангела-мстителя, которым нельзя повелевать или подчинить своей воле и который держит в руках меч Немезиды. Ваш проницательный взгляд словно пронзает человека насквозь. Самая глубокая темница не способна погасить блеск ваших глаз.

— В ваших словах есть доля истины, — качнула головой Анжелика, на губах ее появилась горестная усмешка. — Я очень капризна, но вам нечего меня бояться. Ошибки молодости обошлись мне очень дорого, но зато я поумнела. Эти ошибки многому научили меня.

— Научили, как быть рабыней? Вы это имеете ввиду?

— Вы бросаетесь в крайность, сударь. Если хотите знать мою точку зрения, то на земле вообще нет ни одной совершенной страны. А государство бедных — эта идея повсюду закончилась плачевно. Вы же исповедуете как некий евангелист. Такие заканчивают свою жизнь на кресте. Это не для меня.

— Евангелист должен быть холостым или, по крайней мере, покинуть свою семью. Я же хочу посеять семена свободы. Знаете, о чем я подумал, когда увидел вас? Выходите за меня замуж, и мы уедем отсюда вместе.

Анжелика применила извечную женскую уловку, которая всегда помогала ей выходить из щекотливого положения, — она рассмеялась и тут же переменила тему разговора.

— Ах, поглядите-ка на этих людей. Что они собираются делать?

Они уже въехали в город, и на одной из узких улочек в квартале Сен-Поль толпа веселящихся людей преградила им путь. Больше всего здесь было одетых в лохмотья людей. Толпа соорудила некое подобие виселицы, на которой уже болталось чучело с большим белым плакатом на груди.

Сержант — глава местной полиции — представлял официальную сторону церемонии. Как только чучело закачалось на виселице, два барабана раскатились громкой дробью, и толпа взревела на разные голоса:

— На виселицу мошенников! Смерть ворам!

— Прямо-таки революционная картина, — пробормотал Ракоци.

— Тут вы совсем не правы, сударь, — сказала Анжелика, испытывая гордость от сознания собственного превосходства. — Эти люди радуются акту справедливого короля в кавычках. Это насмешка над правосудием.

Она высунула голову, чтобы узнать, кого символизирует чучело. Ремесленник объяснил, что это Гурвиль, сборщик налогов в провинции Гайана, осужденный за спекуляцию и сообщник Фуке, чьи беззакония стали достоянием гласности.

Карета пробилась сквозь толпу и покатилась дальше. Анжелика погрузилась в раздумья. Молчал и ее спутник.

— Несчастный, — вздохнул он наконец, — бедная жертва тирании, осужденный жить вечно вдали от родины, куда не может вернуться, не подвергая себя опасности быть умерщвленным. Увы, эти отверженные скитаются по всей земле, за исключением своей родной страны, дорогу в которую им преграждает палка деспота.

— И которую они, без сомнения, заслужили. Не проливайте слез над судьбой Гурвиля и не критикуйте столь сурово короля. Что вы ответите, если я скажу, что Гурвиль чувствует себя прекрасно, что он находится во Франции, состоит на тайной службе у короля — короче, что этот человек в маске, который вышел сегодня утром из кабинета Кольбера, когда мы с вами сидели в приемной, и есть Гурвиль.

Ракоци схватил ее за руку, глаза его сверкнули.

— Да верите ли вы сами в то, что говорите?

— Теперь я в этом совершенно уверена.

— Теперь я понимаю, почему ваш король оплачивает борьбу революционеров с другим королем, — торжественно заявил Ракоци. — Он двуличен. Он подсовывает толпе маску преступника, а сам содержит его на тайной службе. Он подписывает мирный договор с Голландией, а затем втравливает Англию в борьбу с датчанами. Никто по-настоящему не знает, чего он хочет. Он и вас превратит в одну из своих бездушных марионеток, послушных его власти.

Анжелика потуже затянула плащ на плечах. Слова венгерского неистового революционера бросали ее то в жар, то в холод.

— Слушая вас, я не могу понять, ненавидите ли вы его или восхищаетесь им?

— Я благодарю бога, что он не мой король, так как ненавижу его власть, но я восхищаюсь им как человеком. Еще не родился тот человек, который сбросит его с трона.

— У вас очень странный образ мышления. Вы напоминаете мне дурачка на ярмарке, который собирался играть в кегли головами королей.

Венгерский принц рассмеялся.

Карета остановилась у ворот отеля дю Ботрэн, и Анжелика торопливо раздумывала, как расстаться с венгром и не обидеть его. Принц спрыгнул на землю и подал ей руку.

— Вот ваш дом. Сударыня, прошу вас, не забудьте того, что я вам говорил.

— Что вы имеете в виду?

— Выходите за меня замуж.

— Вы шутите?

— Нет. Вы считаете меня дурачком, ибо я вовсе не похож на ваших соотечественников. Французы хранят свои чувства и своих жен в стальных каретах. Пойдемте со мной, и я освобожу вас.

— Нет, спасибо, — рассмеялась Анжелика. — Я предпочитаю оставаться в своей карете. А теперь прощайте, сударь!

Прибыв в Версаль в полдень, Анжелика направилась в апартаменты королевы, чтобы приступить к своим обязанностям фрейлины. Ей сказали, что королева со свитой отправилась в одну из деревушек под Версалем навестить местного священника. Королеву несли, а свита шла пешком. Далеко они не могли уйти, и Анжелика решила присоединиться к ним.

Когда она достигла северной трассы, на нее обрушился град снежков. Она обернулась, чтобы увидеть шутника, но тут снежок ударил ей прямо в лицо. Она оступилась, поскользнулась и упала, подняв тучу снежной пыли. Из засады показался развеселившийся Пегилен.

Анжелика рассвирепела:

— Когда вы прекратите эти детские шалости?! И не могли бы вы помочь мне подняться?!

— Нет, конечно! — воскликнул Пегилен, набросился на нее и стал катать по снегу, потом расцеловал и начал тереть ей нос муфтой. Так он тормошил ее до тех пор, пока она не рассмеялась.

— Вот так-то лучше, — сказал он, помогая ей подняться. — Я увидел вас задумчивой и печальной, а это вовсе не подходит вашему личику. Смейтесь!

— Пегилен, неужели вы забыли, какие несчастья выпали на мою долю совсем недавно?

— Да, забыл! — ответил он весело. — Мы должны забывать все наши горести. И нечего появляться при дворе, если не собираешься их забыть. Перестаньте думать о горестях жизни, малышка, и помогите мне!

Он взял ее за руку и повел по запутанному лабиринту из подстриженных кустарников, припорошенных снегом.

— Король дал разрешение на наш брак, — шепнул он ей, как будто это был невесть какой секрет.

— Какой брак?

— Брак мадемуазель де Монпансье с ничем не примечательным гасконским дворянином. Только не говорите, что ничего не слышали. Она без ума от меня. И она не однажды просила короля согласиться на наш брак. Королева и принцы крови каждый раз поднимали страшный шум, считая это оскорблением всему королевскому роду. Но король справедлив и добр. Он любит меня. Он считает, что никто не имеет права принуждать родственницу оставаться в девах, когда ей сорок три года.