и могли общаться с иностранцами на равных. К сожалению, кроме всего вышеперечисленного, иностранцы порой прививали дворянским детям высокомерное отношение к русской культуре, что порождало различные «англо-», «галло-» и прочие «мании».

Формы обращений в дворянском доме

Система взаимоотношений детей между собой строилась на почтительности младших детей к старшим, ответственности старших за младших, а также стремлении родителей сдружить детей. При этом мальчики должны были являть себя рыцарями для своих сестер, а девочки – образцами женственности в глазах братьев.

Увы, одной из неприятных черт домашнего дворянского образования, особенно женского, было тщеславие – стремление блеснуть знаниями, изысканными манерами своих детей перед друзьями и знакомыми. И к прискорбию, большинство знатных семейств злоупотребляло своей властью над слугами, что разрушительно действовало и на детские души. Достаточно редки примеры уважительного отношения к своим крепостным, по крайней мере непритеснения их, неугнетения.

И все же именно первая треть XIX века считается «золотым веком» русской культуры. Ее творцами были в основном дворяне. И огромное влияние на детей – будущих государственных деятелей, писателей, ученых (М. Ю. Виельгорского, П. П. Вяземского, М. И. Глинку, А. И. Дельвига, П. Д. Киселева, А. С. Пушкина, П. Я. Чаадаева и других) – оказывала прежде всего домашняя атмосфера, семейное воспитание.

Заключение

Русская культура прошлых столетий не была закрытой системой – напротив, она всегда использовала новшества европейских соседей, но переосмысляя, преобразуя, основываясь на собственных представлениях о мире. Первая половина XIX века стала в России периодом расцвета всех искусств, причем в форме, понятой и оцененной западным миром.

Однако следование инокультурным образцам привело к дисгармонии в обществе. Ценности, принятые в дворянской среде, противоречили патриархальному укладу и мировоззрению крестьянства, купечества и духовенства. Индивидуализм, нехарактерный для русской культуры в целом, но провозглашаемый культурой западной, способствовал возникновению в России нового культурного героя – человека благородного сословия, просвещенного идеями равенства и братства, но живущего за счет крепостного хозяйства. В дворянском кругу стали появляться новые вопросы: по какому сценарию развиваться России, какая форма правления является для нее оптимальной, что может обеспечить счастье народу. При этом в крестьянстве середины XIX века сильны были иные представления – о том, что единственной формой правления в России может быть только самодержавие, а единственной верой – православие.

После восстания декабристов вопросы, их волновавшие, не исчезли, а трансформировались. В кругу интеллигенции появилось разделение на западников и славянофилов. Усилиями последних для просвещенного дворянства заново открывался мир русских крестьян, народная культура. Теперь перед государством стояла трудновыполнимая задача – трансформировать общество, не вызвав негодования ни со стороны дворянства, ни со стороны других сословий. Такие преобразования велись осторожно и, возможно, слишком медленно, поскольку Россия не успевала за темпом развития своих европейских соседей.

* * *

В дворянской среде, как и во всем обществе в целом, бытовала идея соборности, трансформированная в образ «дома» – общности людей, связанных узами любви, родства или близости к роду, общности, выстроенной по принципу иерархии. В представлении дворянина первой половины XIX века понятие «дом» включало в себя не только членов семьи, кровных родственников, но и всех, кто проживал в одном здании, включая воспитанниц, приживалок и слуг. Все родственники могли пользоваться поддержкой старшего в роду и рассчитывать на его протекцию в случае надобности.

А родственниками тогда считались даже весьма отдаленные внучатые племянники. Многие пожилые дворяне помнили свое генеалогическое древо и с удовольствием находили новых родственников, как бы далеко от главы семейства те ни находились. К середине столетия, с естественной смертью стариков, эта традиция постепенно угасала, но близким родственникам по-прежнему не отказывали в гостеприимстве.

На протяжении полувека идеал поведения дворянина в семье менялся, стремясь к освобождению от ранее принятых норм общения. Если в начале XIX века муж с женой говорили друг другу «вы», то к 1830-м годам обращение «ты» стало вполне приемлемым. Также и девушкам в начале столетия неприлично было курить и пить вино, а уже в 1840-е годы у столичных барышень вошли в моду «пахитоски» и за праздничным столом им наливали шампанское. Если мы сравним дворянскую семью XIX века с семьей патриархальной, то обнаружим множество различий во взаимоотношениях супругов и, в меньшей степени, – родителей и детей (последние по-прежнему подчинялись воле старших). Супруги же не только жили на разных половинах дома, принимали разных гостей, но часто сквозь пальцы смотрели на супружескую неверность. При несомненной ценности брака в светских кругах на первый план выходят не внутренние отношения между мужьями и женами, а востребованная в обществе внешняя картина соблюдения приличий. Неявные измены, распри, вся бытовая «грязь» оставались скрытыми от посторонних глаз. Это касалось вообще всех отношений между взрослыми членами семьи: братья и сестры на людях должны были оказывать друг другу знаки внимания и привязанности, даже если на самом деле не испытывали друг к другу никаких теплых чувств. Однако многое зависело от места проживания дворянина – новшества появлялись в жизненном укладе прежде всего дворянства Санкт-Петербурга. Изменение норм поведения в семье обуславливалось, в том числе, и влиянием западноевропейской культуры через общение с иностранными гувернерами, чтение иностранных книг и частые поездки за границу. В семьях, где крепок был традиционный уклад, подобные «нововведения» приживались довольно медленно.

* * *

Мировоззрение дворянина первой половины XIX века отличается от представлений аристократии середины XVIII столетия прежде всего своим отношением к службе. Служба для дворянина являлась уже необязательной. Тем не менее в сознании большинства она оставалась таковой, оправдывая привилегии, данные высшему сословию. Идеалом было честное служение, без лицемерия и заискивания перед начальством. В жизни же определяющую роль в карьере служащего играли родственные связи и успешная «политика» за карточным столом.

Если сравнивать две столицы – Санкт-Петербург и Москву, – то также легко обнаружить отличия в образе жизни тамошних дворян. Близость двора, открытость к европейским новомодным обычаям делали быт петербургского дворянства более динамичным. Аристократия Северной столицы делилась на сообщества, мало связанные друг с другом. Москва же отличалась большим гостеприимством и сплоченностью сословия. В Москве жизнь была степенней, новые тенденции приживались медленнее, чем в Петербурге, но с бóльшим энтузиазмом, нежели в провинции[665]. Темп жизни был наиболее интенсивен в Санкт-Петербурге, несколько ниже в Москве и медленен в провинции. Учитывая статистику, следует отметить, что в Санкт-Петербурге проживало приблизительно в 1,5 раза больше аристократов, чем в Москве. В целом же дворянство обеих столиц составляло примерно 10 % от общего числа дворян, проживающих в России[666].

Столицы оказывали влияние на