иностранцы. Они искренне стремились привить им правила благочестия. Наемные же гувернеры «превозносят все свое, толкуют, что у них в сутках по 40 часов, вода розового цвета, что мы варвары и что всякий их крестьянин умнее, ученее нашего генерала»[618].

Такие случаи, безусловно, бывали, но, как правило, гувернер всегда согласовывал выбор методов воспитания детей с их родителями. Ведь гувернеры влияли на характер и склонности своих воспитанников, могли привить им взгляды, противоположные родительским, если те не заботились о проверке качества образования. Порой влияние гувернера могло стать даже сильнее родительского, о чем свидетельствует и художественная литература. Так, в повести «Мария» В. Т. Нарежного республиканец Бертольд внушал воспитанникам идеи равенства и братства, что противоречило самодержавному укладу: значит, повзрослев, дети не смогли вписаться в рамки социума. Между родителями и детьми возник конфликт из-за несовпадения представлений об устройстве мира и счастье человека[619].

Князь П. А. Вяземский считал, что «вспыльчивый, заносчивый, раздражительный, несправедливый учитель и наставник могут, и не вооруженные розгами, пагубно действовать на учеников, вверенных заботливости их. Могут они оскорблять их и зарождать в них чувства непокорства и злобы одним обидным словом, одним суровым и беспощадным обращением с этим чутким, впечатлительным и часто злопамятным возрастом»[620].

В архиве семьи Воеводских частично сохранилось предписание гувернанткам за подписью Хондзынской. Надо полагать, что эти наставления относились к тем женщинам, которые обучали детей в этой семье. В документе сказано, что гувернантка должна быть «терпелива; приходится иногда воспитывать детей упорных, непослушных, и тогда, без терпения и твердости характера не легко достичь желаемого результата». Провозглашалось соблюдение строго иерархических отношений; детям надлежало прививать не только знания, но и мораль, потому что учительнице предстоит дать отчет в своих действиях и перед родителями, вверившими ей своих чад, и перед Богом[621].

Гувернерам надлежало придерживаться также некоторых правил, касающихся и культуры общения: «Веселое расположение духа, если оно соединено с творческим характером и подчинено строгим правилам благопристойности, научает также находить настоящий тон обращения с детьми, от которого весьма многое зависит в воспитании. Сей тон должен быть чужд плоскостей, фамильярности или лести, унижения и потворства, равно как взыскательности и кропотливости, педантства, повелительности. Он должен всегда соответствовать сану воспитателя и быть всегда одинаков; должен быть исполнен приличия и благородства в словах и поступках, кротости и живейшего участия во всем, что дети говорят и делают. Впрочем, он изменяется по возрасту. В зрелых летах питомцев он приближается к дружескому тону»[622].

С. Д. Шереметев описывает англичанку, которая воспитывала его, – Шарлотту Ивановну Рутланд, «прекрасную женщину, но с характером несколько тяжелым и взыскательным». Она ревностно относилась ко всяким вмешательствам в детскую, даже пререкалась с матерью Сергея Дмитриевича. Отец мальчика часто с ней спорил и восставал против англомании[623].

Нанять хорошего гувернера было настоящей удачей. Такие наставники оставляли яркий след в душе ребенка. «Амалья Ивановна была истинное сокровище: нянька и гувернантка, друг семейства», – вспоминала Александра Осиповна Смирнова-Россет[624]. По словам А. П. Араповой, «самыми лучшими, беззаботными часами (для ее матери, Н. Н. Пушкиной-Ланской. – А. Ш.) были те, которые проводились в обществе гувернанток, из которых miss Tomson оставила в ней самое теплое воспоминание»[625].

Е. И. Раевская и ее сестра Е. И. Менгден (урожденные Бибиковы) очень любили свою гувернантку, немку Марью Андреевну Гейнц, Елизавета даже находила прелестным ее покрытое прыщами лицо[626].

По воспоминаниям князя П. А. Вяземского, у него было много гувернеров, но ни одного более-менее приличного. Один гувернер, немец, часто выпивал. «Однажды ментор мой возвратился грузнее обыкновенного. Я подошел к нему, и спросил: как сказать по-немецки „вонять“? – Stinken. А зачем спрашиваете вы это? – продолжал он. – Чтобы сказать вам: Sie stinken nach vino. Неправильны были мои слова, но попали они в цель. За такую дерзость мою дядька жаловался отцу». Родитель отчитал ребенка, а ментора выгнали из дома. Другой же гувернер, француз Дандилли, хоть и «ни в нравственном, ни в ученом, ни в учебном складе своем не отвечал требованиям и условиям звания своего», отличался веселым, добрым, уживчивым характером и до конца жизни оставался с воспитанником «в коротких и приятельских сношениях»[627]. А вот наставник Пушкина, Руссло, говорил с ним кратко и отрывисто, задавал ему уроки, точно командуя[628].

Конечно, гувернеры не пользовались в семье таким уважением, как родители. Гувернер в семье занимал место чуть выше слуги. Однако ребенок был обязан, хочет он того или нет, оказывать учителю знаки почтения и не мог себе позволить фамильярности. Пример достойного обхождения показывали родители. При гувернерах хозяева не позволяли себе вольностей. По словам В. А. Соллогуба, в семье Дмитрия Степановича и Марии Федоровны Кротковых «при свидетелях… сохранялось тонкое приличие, и городищенские[629] съезды отличались радушием, хлебосольством и тоном хорошего общества. Тому способствовало присутствие в доме замечательно умной, живой и образованной гувернантки француженки mademoiselle Jeny, девушки уже немолодой»[630].

За нравственностью гувернеров и учителей следили строго. Однажды гувернер-студент уговорил своего воспитанника Александра Бибикова пойти с ним в трактир напиться чаю. За это учителя немедленно уволили, о неприятном происшествии говорила вся Москва, но от маленькой сестры эту историю скрывали «как нечто ужасное»[631].

В «Невском проспекте» Н. В. Гоголя мы находим чудесное описание прогулки учителей с их воспитанниками: «В двенадцать часов на Невский проспект делают набеги гувернеры всех наций с своими питомцами в батистовых воротничках. Английские Джонсы и французские Коки идут под руку с вверенными их родительскому попечению питомцами и с приличною солидностию изъясняют им, что вывески над магазинами делаются для того, чтобы можно было посредством их узнать, что находится в самых магазинах. Гувернантки, бледные миссы и розовые славянки, идут величаво позади своих легеньких, вертлявых девчонок, приказывая им поднимать несколько выше плечо и держаться прямее; короче сказать, в это время Невский проспект – педагогический Невский проспект»[632].

По воспоминаниям художника Ораса Верне, в доме графа М. Ю. Виельгорского у детей было несколько гувернеров, музицировавших на флейте и кларнете, и гувернанток, сильно разнящихся между собой: англичанка, «словно сошедшая со страниц „Клариссы“; полька, деревенская замарашка; и немка, страшная на вид»[633]. Видимо, таким образом родители стремились дать детям понятие о различных культурах и избежать условностей одной-единственной системы воспитания.

М. И. Глинка вспоминал, что их с сестрой учила на дому выписанная из Санкт-Петербурга В. Ф. Кляммер, выпускница Смольного института. Она была «хитра на выдумки»: когда Глинка с сестрой