Воздушного змея пускать.

На холм поднялись и в веревку впряглись,

Загикали дружно: «А ну навались!»,

Вспорхнула хреновина в серую высь —

Шикарно, ни взять и ни дать.

Два хитрых шотландца отправились в бар,

По первой налили, и вот

Сидят, будто глушат в утробах пожар,

И счетец ведут, за ударом удар.

Ах, эль несравненный, божественный дар…

Ну, как тебе мой апперкот?

Два хитрых шотландца — вдвоем хорошо —

Решили сходить на футбол.

«Да наши их всяко сотрут в порошок.

Смотри, что творит! Подавай, корешок!

Чего рассвистелся, кургузый горшок?

А ты чего вылупился, южный выкормыш?

На, получи!» И так далее.

Мистер Рэнкин хотел бы уточнить, что, будучи сам шотландцем, не считает данное стихотворение образчиком этнической дискриминации.

Убийство — предельное упрощение жизни.

Хью Макдиармид (1892-1978)

Без недоразумений не обошлось.

Череп по имени Йорик думал, что знает дорогу в Аркхем. Ну, не лично — он там никогда не был, — но у одного из его приятелей-черепов был друг, который знал. Я так и не смог отыскать этого друга, но зато наткнулся на несколько других черепов, которые уверяли, что знают Аркхем и даже когда-то там были.

Вообще-то я терпелив, и со мной легко ладить, но тогда мне было не до шуток, поскольку не терпелось поскорее попасть в Аркхем. Конечно, швыряться человеческими черепами не очень прилично и распаляться у господа в Голове не стоит, но тогда я не мог сдержаться.

И в конце концов я узнал дорогу в Аркхем.

Именно так я все себе и представлял: рыбачья деревушка, уютно раскинувшаяся у бухты. Старинная гавань со старомодными китобойными суденышками. Крутые улочки с булыжной мостовой. Домики с остроконечными крышами. На набережной — таверна «У Грязного Фрэнка».

Когда я подходил к деревне, зарядил дождь.

Разразился настоящий ливень, когда я толкнул грубо отесанную дубовую дверь и вошел в людную пивную. Дубовые балки, бутылочное стекло в окнах, запах перегара, опилки на полу, натертый до блеска котел, оловянные кружки — все как положено. Над стойкой, сооруженной из ребер кита, висел нос меч-рыбы.

Я повесил котелок на гвоздь, стряхнул капли дождя с плеч и, работая веллингтонами, пробрался сквозь толпу мореходов к бару.

Грязный Фрэнк оказался таким, каким я его представлял: небольшого роста, угрюмый, вонючий, в лохмотьях. Он смотрел на мир единственным глазом и не признавал родства ни с кем.

— Кружку пива, — сказал я тоном, который казался мне наиболее мужественным.

Грязный Фрэнк недобро поглядел на меня своим глазом.

— Покажи монету или проваливай, — пробурчал он.

Я подумал, как хорошо иметь в кармане пригоршню золотых дублонов, и… вытащил из него парочку.

Грязный Фрэнк придвинул мне кружку с каким-то пойлом.

— Спасибо! — сказал я.

— Не убудет, — ответил Грязный Фрэнк.

Я украдкой осмотрел зал. Над головами посетителей зависла табачная дымка. Моряки были в зюйдвестках и непромокаемых накидках, с повязками на одном глазу и деревянными протезами вместо ноги, они разговаривали и жестикулировали. В углу я заметил старого моряка.

Он выглядел таким, каким я его себе представлял.

Я приблизился и приветственно кивнул.

Старый моряк взмахнул заскорузлым обрубком, который когда-то был рукой, и указал на свободное место. Я придвинул стул и сел.

Старый моряк внимательно посмотрел на меня блестящими глазами, открыл рот, явивший отсутствие зубов, сцедил мне на колени табачного цвета струю слюны и сказал единственное слово:

— Олух.

— Простите? — не понял я.

— Олух! — повторил старый моряк. — Ты, парень, олух!

Я бодро улыбнулся и остался сидеть с заплеванными штанами.

— Олух, — опять проговорил старый моряк. — Олух, олух, олух!

— Да, я понял.

— Что я просил твоего дядю Бранена тебе передать? Остерегайся Билли Барнеса — вот что! А ты остерегался, парень, остерегался?

— Вероятно, не настолько, насколько следовало.

— Ты олух.

— Ладно, хорошо. Думаю, мы уже выяснили, что я олух.

— Ты олух. Спроси здесь любого. — Старый моряк кивнул в зал.

Мореходы закивали в ответ.

— Нам разрешено только одно, — продолжал старый моряк, ковыряя в носу. — Только одно, и я потратил свое на тебя!

— Одно что? Я не понимаю.

— Одно послание. Каждому из нас разрешено одно послание в помощь живым.

— В помощь живым? Вы хотите сказать, что вы…

— Умерли? О да. Мы все здесь мертвецы. Пропиваем свое времечко. Ждем, пока плоть не отделится от костей. Тогда мы все окажемся на мусорной куче.

— Все лень-матушка, — сказал я.

Старый моряк пожал плечами. В них захрустело.

— Так нам и надо, — сказал он.

— Философская мысль.

— Ничего философского в этом нет. Все идет, как идет, а не иначе. Кстати, я уже говорил, что ты олух?

— Кажется, да.

— Значит, ты знаешь. У меня с тобой были связаны большие планы. У всех нас. Мы все собирались адресовать свои сообщения тебе, чтобы помочь остановить Билли Барнеса.

— У всех? Но почему со мной?

— У тебя бы получилось. Ты бы следил за ним, а мы в твоих снах помогали бы тебе советами. Если бы ты слушал внимательно, мир на той стороне не оказался бы в таком паршивом состоянии, в котором сейчас пребывает.

— Что ж, время еще есть, — сказал я. — Я здесь недолго — от силы несколько месяцев. Его еще можно остановить.

— Несколько месяцев? — Старый моряк откинул назад голову и разразился смехом, похожим на кудахтанье. Закончив, он рукой вернул завалившуюся за плечи голову на место. — Несколько месяцев, говоришь? Парень, ты в Некронете добрых десять лет!

— Сколько?

— Время здесь течет не так, как снаружи.

— Десять лет?

Внутри у меня похолодело. Тело пронзила дрожь.

— Я здесь десять лет. Не верю! Этого не может быть!

— Может, парень, может. В следующий раз не будешь таким олухом.

— А как же мое тело там? Оно мертво?

— Нет, нет, нет! — Старик схватился за свою голову и покачал ею. — Этот Барнес по-прежнему хранит его в чемодане у себя под кроватью. То, что от тебя осталось, все еще живо.