Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Оборотень! — слышим мы. — Стреляйте!
Щелкают затворы. Еще не понимая, что происходит, парень разворачивается и бежит к кромке леса. Бежит не оглядываясь. Сухие хлопки выстрелов в спину. Лес. Дом. Выстрелы становятся реже, потом прекращаются совсем. Парень падает на землю, вжимается в нее, выжидая. Темнота и тишина… Чей-то неуверенный голос:
— Мужики, а вы уверены, что мы сможем его изловить?
И что-то неразборчивое, вперемежку с ругательствами, в ответ. Другой голос, резкий и грубый:
— Говорил же, обождем, когда этот сопляк появится, не пришлось бы сейчас столько возиться…
— А правда, что оборотни могут становиться невидимыми?
— У тебя что, крыша съехала с перепугу?
— Мне одна бабка рассказывала. Она настоящего оборотня видела. Еле ноги унесла.
— А осина его возьмет?
— До чего ты трусливый… Не боись, они тоже смертны!.. Мы теперь это точно знаем.
И снова неразборчивая ругань и нервный смех.
Они охотятся. Охотятся на этого паренька, только-только получившего Силу волка. Охотятся так же, как на его родителей несколькими часами раньше. Охотятся, не понимая, что сами уже стали чьей-то добычей.
Голоса медленно приближаются. Гнев и ненависть возрастают во мне и в том волчонке, который потом станет моим отцом.
— Нам надо рассредоточиться.
— Ага! Чтобы он нас по одному перегрыз!
Мы ничего вам не сделали! Мы жили среди вас и скрывали свое уродство. Так за что вы опять нас убиваете!?
— Трус! Боишься одного завшивленного волчонка!
— Я не боюсь!.. Просто жить очень хочется!
Еще утром у Тома было два младших брата…
Волк выжидает. Сквозь кроны деревьев пробивается слабый лунный свет. Люди идут смело, словно именно они здесь хозяева. Они ошибаются — заряженное ружье еще не дает на это права. Когда нападает волк, не всякий успевает даже подумать об оружии, не то что выстрелить…
Том пощадил только одного. Не из жалости. Просто кто-то должен был рассказать людям правду об их гибели. И я снова чувствовал волчью ненависть так, словно она была моей собственной. Отец нарушил запрет Белого Волка, но не испытывал раскаяния. Убивая, он был счастлив. Я его понимал.
…Тьма и свет. Мир вернулся.
— Что это было? — испуганно спросил Бэмби.
— Это была история моего отца, — пояснил я. — Вернее, самое ее начало.
— Как… Я не понимаю… Мы что, вернулись в прошлое?
Я тоже не понимал. Но сказать этого вслух не мог.
— Лишние вопросы, Бэмби. Ты спросил, я показал. Согласись, так намного доступнее.
Бэмби бормотал что-то нечленораздельное.
— Я видел слишком много ваших фильмов, прочитал слишком много книг, в которых рассказывается об оборотнях так, словно вы, люди, знаете, что это такое на самом деле, — горько усмехнулся я. — Ты просто представь себе, каково это — жить среди людей и скрывать свое происхождение… Дом родителей Тома Вулфа стоял на окраине большой деревни. Мой отец вырос вместе с человечьими детьми. У него было два брата, и вскоре должен был родиться еще один. Нормальная семья. Обыкновенная, я бы сказал. В тот день семьи не стало. Аутодафе… Приговор вынесен и приведен в исполнение. Я тебе уже говорил, что в огне страшно умирать? Моему отцу, чтобы не погибнуть, пришлось убивать. Убивать людей, хотя Белый Волк, наш бог, запретил убийство, — я снова усмехнулся, облизал языком внезапно пересохшие губы. — Наверное, на него никогда не охотились.
Я потер виски. Внезапно начала болеть голова.
— В тот день чудом выжил Эдвард, младший брат отца…
Снова темнота. Исчезающая реальность. Сплетение новой. Свет.
…Лес, река. Неохотно выползающее из-за горизонта солнце. В мутноватой воде купается волк, пытаясь смыть грязь, злость и напряжение. Рваная рубашка и джинсы, все в запекшейся крови, валяются на берегу. Волк счастлив. Он впервые отведал человеческой боли.
За поворотом реки — заброшенная мельница и маленький домик. Очень тихо, словно на похоронах. Волк ежится, подходя к двери. Она легко открывается. Человек на полу спальни. Лицо в кровоподтеках, аккуратная дырка между ребер, как раз там, где находится сердце.
Во второй комнате на низком диванчике, весь в бинтах, мальчик. Рядом на полу — девчонка, в джинсах и майке. Она плачет.
Скрипит половица. Девочка поднимает голову и истошно кричит.
— Перестань орать, — говорит волк. — Меня зовут Том. Я — его брат, — он кивает в сторону мальчика — И я бы хотел знать, что здесь происходит.
— Папа… папа…
Волк входит в комнату, отодвигает девчонку от дивана, внимательно осматривает мальчика в бинтах. Потом поворачивается к девчонке.
— Кто ты такая?
— Лина… там… — она кивает на стену, — мой папа.
— Не знал, что у Бориса есть дочь.
В голосе волка подозрение и злость. Девочка пытается оправдаться:
— Я учусь в городе, в пансионе… с тех пор, как мама умерла… К папе только на каникулы приезжаю… — она снова плачет. — П-па-па…
— Не реви! Мне надо знать, что здесь произошло, и как мой брат оказался здесь. Не реви, я сказал!
Долгое молчание. Прерывистые всхлипы постепенно затихают. Девочка что-то шепчет себе под нос.
— Громче!
— Вчера утром в дом ворвались какие-то люди. Избили папу… Кричали, что он дружит с оборотнями… Требовали, чтобы он сказал где они живут… Грозили убить меня…
— А Борис?
— Он сказал, что оборотней нет, что это сказка… Было так страшно… — она снова плачет.
— Что потом? — видно, что волка раздражают ее слезы, но он все же старается говорить спокойно.
— Не знаю… Меня заперли в сарае… Когда я оттуда выбралась, то увидела папу… мертвого… — у девочки начинается истерика. Волк приподнимает ее с пола и встряхивает за плечи.
— Как здесь оказался Эдвард?
— Пришел… По реке, наверное, потому что его одежда была вся мокрая. Я нашла его рядом с Малышом во дворе. Он еле дышал и все время повторял твое имя, — она испуганно смотрит на волка. — Я ничего ему не сделала… только перетащила в дом, потому что мне на улице страшно ночью… Дома тоже страшно… И папа там лежит… Но на улице страшнее… Вдруг те люди снова вернутся… Я промыла ему раны и перебинтовала. Твой брат сильный — ни разу не вскрикнул, терпел. А потом уснул. Ночью у него поднялась температура. Я все время боялась, что он тоже умрет!..
— Не умрет. Теперь не умрет, — в устах волка это звучит, как клятва.
Тишина. Короткая, страшная, почти мертвая тишина.
— Их надо похоронить, — наконец говорит девочка.