— У него было горло перерезано.

— Это я знаю, — сказал всадник.

После чего развернул лошадь и по плоской грязи, переходящей в озеро, поехал обратно. Въехал в солнце, сразу сделавшись силуэтом, и, несмотря на то что, когда они сами сели верхом и начали движение на юг вдоль борта этой серой сковородки, солнце поднялось и не слепило уже глаза, взгляд, брошенный на дальний берег озера, куда уехал всадник, там никого не обнаружил, будто он канул в воду.

Ближе к полудню они пересекли границу штата Аризона. Преодолели невысокий горный хребет, спустились в долину Сен-Симон-Вэлли — в том месте, где она идет с севера на юг, — и расположились полдничать у реки в тополиной роще. Они напоили и стреножили коня, потом сидели голые в неглубокой галечной запруде. Бледный, тощий, грязный, Билли не сводил глаз с брата, пока тот не встал, вперив взгляд в него.

— Может, хватит меня выспрашивать? Чего ты ко мне пристал?

— Да не буду я у тебя ничего выспрашивать!

— Будешь.

Еще понежились в воде. Пес, сидевший в траве, не сводил с них глаз.

— Он теперь ходит в папиных сапогах? Да? — сказал Билли.

— Ну вот, опять.

— Повезло тебе. Могли ведь убить с ними вместе.

— Не знаю, много ли тут везенья.

— Нельзя так говорить. Глупо.

— Ты не все знаешь.

— И чего это я не знаю?

Но Бойд не сказал ему, чего он не знает.

Расположившись в тени тополей, поели сардин с крекерами, потом поспали, а под вечер двинулись дальше.

— Одно время я уж подумывал, не уехал ли ты в Калифорнию, — сказал Бойд.

— И что бы я там делал, в Калифорнии?

— Не знаю. В Калифорнии тоже ковбои есть.

— Никогда не хотел в Калифорнию.

— Да и я тоже.

— Вот, может быть, в Техас…

— А в Техас зачем?

— Не знаю. Никогда там не был.

— Так ты нигде никогда не был. Это что, причина?

— Когда другой нет…

Едут, едут… В длинных тенях пробегали зайцы — скакнет, скакнет и опять замрет. Немой пес не обращал на них внимания.

— Почему полиция не может арестовать их в Мексике? — спросил Бойд.

— Потому что это американская полиция. В Мексике на нее всем плевать.

— Ну а мексиканская полиция?

— В Мексике вообще нет полиции. Она там просто шайка негодяев.

— А дробью номер пять можно убить человека?

— Можно, только надо почти в упор. Такая будет дыра — руку просунешь.

Вечером они пересекли шоссе (чуть восточнее Боуи) и свернули по старой дороге к югу через хребет Дос-Кабесас. Разбили лагерь, Билли насобирал дров, пошустрив в неглубоком каменном русле, они поели и сидели у костра.

— Как думаешь, они не захотят вернуться, чтобы и нас убить? — спросил Бойд.

— Не знаю. В принципе могут.

Он наклонился, пошуровал в углях палкой и положил палку в огонь. Билли следил глазами.

— Только им нас не поймать.

— Это точно.

— Почему ты не скажешь то, что у тебя на уме?

— А у меня нет ничего на уме.

— Ничьей вины в этом нет.

Бойд сидел, глядел в огонь. На гребне к северу от их лагеря тявкали койоты.

— Ты так себя с ума сведешь, — сказал Билли.

— Да я и так уже…

Он поднял взгляд. Его светлые волосы казались седыми. Он выглядел на свои четырнадцать и в то же время на столько, сколько не бывает. У него был такой вид, словно он и в начале времен там сидел, ждал, пока Господь сотворит вокруг него деревья и камни. Казался реинкарнацией своей собственной реинкарнации. Но более всего при взгляде на него бросалась в глаза переполняющая его ужасная печаль. Как будто он таит в себе весть о страшной потере — такую весть, ничего равного которой никто и никогда еще не слыхивал. О вселенской трагедии, вызванной не событием, не происшествием и не аварией, а просто тем, как устроен этот мир.

На следующий день, пройдя высоким горным проходом, они оказались на перевале Апачей. Бойд сидел сзади, болтая тощими ногами по бокам коня, и вместе они в четыре глаза обозревали местность впереди. День был солнечным, дул ветер, и над южными склонами в восходящих токах парили вороны.

— Вот еще одно место, где ты не был, — сказал Билли.

— Такие места везде, разве нет?

— Видишь там линию, где цвет меняется?

— Да.

— Там начинается Мексика.

— Что-то она совсем не хочет приближаться.

— В каком смысле?

— В том, что давай уже поехали быстрей.

К середине следующего дня они выбрались на шоссе 666{50} и из долины Серных Источников выехали уже по гудрону. Миновали город Эльфрида. Миновали город Макнил. Вечером проехали по главной улице Дугласа и остановились у пропускного пункта на границе. В дверях будки стоял пограничник, кивнул им. Посмотрел на пса.

— А где Гилкрист? — спросил Билли.

— Сегодня его нет. И до утра не будет.

— Можно, я оставлю для него деньги?

— Да пожалуйста. Оставляйте.

— Бойд, дай-ка мне полдоллара.

Бойд выпростал из кармана кожаный кошель, расстегнул. Деньги в нем были сплошь пяти- и десятицентовики, были монеты и по одному центу. Он отсчитал запрошенную сумму, пересыпал в горсть, протянул через плечо Билли. Тот взял монетки, разложил их у себя на ладони, пересчитал, потом опять зажал в горсти, наклонился и протянул вниз кулак:

— Я ему должен полдоллара.

— Хорошо, — сказал пограничник.

Билли коснулся поля шляпы указательным пальцем и тронул коня.

— А пес что, тоже с вами? — спросил пограничник.

— Это как он сам захочет.

Пограничник проследил, как они уехали со псом, семенящим следом. Переехали короткий мост. Мексиканский пограничник поднял на них взгляд, кивнул — мол, проезжайте, — и дальше потянулись домики уже Агва-Приеты.

— Я тоже умею считать, — сказал Бойд.

— Что-что?

— Считать, говорю, я умею. Тебе совершенно не обязательно было пересчитывать второй раз.

Билли обернулся, посмотрел на него и снова отвернулся.

— Хорошо, — сказал он. — Больше не буду.

Они купили у лоточника два брикетика мороженого и сели у ног коня на обочине, стали смотреть, как пробуждается вечерняя улица. Пес лежал перед ними в пыли, хотя и не совсем спокойно: вокруг бродили городские собаки, дыбили шерсть на спинах, принюхивались.