– Никуда ты не уйдешь, – повторил он, хватая Корби за руку.

Подростки остановились. В комнате было тепло и сухо. Комар потирал плечи, а Корби просто стоял на пушистом ковре и медленно согревался. Вслед за ними с балкона вернулись Паша и Аня.

– Сними одежду моего отца, – сказала Аня.

Корби посмотрел на нее. Ее лицо было диким, взбудораженным, на щеках горели красные пятна.

– Ты кончаешь на цацки своего бойфренда, – взвился на нее Комар, – а на человека тебе насрать. А он, черт подери, прав. Мы вели себя, как говно. Люди всегда пялятся.

– Зачем ты его защищаешь? – спросила Аня. – Мы его не знаем. Он неизвестно кто. Он не появлялся четыре года. Он жил неизвестно как, неизвестно чем.

Корби медленно начал расстегивать рубашку.

– Пусть он хотя бы поест, – заступился за Корби Паша. – Я готовил на четверых.

– Пусть он убирается, – ответила Аня и села на кровать своих родителей. Она все еще сжимала бинокль в руках. К ее лбу прилип локон промокших от дождя волос.

– Ты можешь орать про свой дом, – сказал ей Комар, – но жрачка куплена на общие бабки и приготовлена не тобой. Так что он будет есть.

– Нет, я пойду, – пробормотал Корби. – Она права. Мы чужие.

– На хрена ты разбил бинокль? – спросил у него Паша. – Можно было просто сказать, что мы не правы.

– Так получилось, – ответил Корби. – Я в последние дни все делаю неправильно. Я всех предаю и подвергаю опасности. Я ненормальный.

Его речь звучала глухо и странно. Он медленно стянул рубашку и бросил ее на кровать рядом с Аней.

– Дай мне мои вещи, – попросил он.

– Да вы что, все вконец сдурели? – спросил Комар.

– Одень рубашку, – зло сказала Аня.

Руки Корби замерли на перетянутой резинке спортивных штанов. Он стоял, опустив голову. Бледный свет пасмурного дня свинцовыми бликами ложился на его хрупкие плечи.

– Будет то же самое, – сказал он. – Вы меня возненавидите.

– Я начинаю понимать, как он оказался босым и избитым, – сообщил Комар.

Паша принюхался.

– Картошка горит! – воскликнул он и выскочил из комнаты.

– Ну вот, жрачку испортили, – констатировал Комар.

– Я хочу знать, где ты взял свои темные очки, – неожиданно сказала Аня.

– Зачем? – спросил Корби.

– Не спрашивай, – ответила Аня.

– Мне их дал один человек перед тем, как я прыгнул с парашютом с крыши башни Северо-Запад, – сообщил Корби.

– Чего? – переспросил Комар.

– Это строящийся небоскреб в комплексе Москва-Сити, – объяснил Корби.

– Ты остаешься, – решила Аня. – Надень рубашку и иди есть.

– Ничего не понял, – пробормотал Комар. – Ты прыгал с парашютом?

– Прыгал, – подтвердил Корби. Он поднял с постели рубашку Аниного отца и надел ее обратно.

– Еда готова! – крикнул с кухни Паша.

– Пойдем, – Комар бросил на Аню тревожный взгляд и легонько дернул Корби за рукав, – пока она добрая.

Корби пошел за ним. Ему казалось, что мир вокруг него вот-вот снова обрушится в пустоту чужой смерти, что слезы заволокут глаза, что память о моментах счастья исчезнет. Он боялся, что может снова захотеть убить себя.

Он понял, что запутался. Жизнь и смерть. Они были так близко. Они дышали друг другу в лицо. Веселые, молодые, красивые люди, его бывшие лучшие друзья, только что с азартом смотрели, как из их подъезда выносят чужой труп.

«А разве я вел себя иначе? – спросил себя Корби. – Когда я подумал, что это не мои родители погибли, я все равно решил перейти дорогу, чтобы взглянуть на мертвых. И потом, когда погиб Андрей, все было таким странным. Сначала его смерть вызывала только удивление и дурацкие мысли».

Комар и Корби вошли на кухню. Паша оглянулся на них. Его взгляд на секунду задержался на лице Корби, потом он снова занялся сковородкой.

– Картошка пережарилась, – сообщил он.

– Съедим, – сказал Комар.

***

Молчание. Запах еды. Горка золотистой картошки, вокруг нее – полумесяц красных, сочащихся жиром колбасных долек. Корби не ел уже сутки. Он должен был бы сходить с ума от голода, но вместо этого он сидел и отчужденно смотрел на свою еду.

Он забился в самый угол. Комар достал из холодильника банку пива, взял у Паши свою порцию и устроился рядом с Корби. Аня пришла на кухню только через несколько минут, взяла еду и села напротив них. Паша поставил перед Корби полную тарелку и последним опустился за стол.

Корби пришло в голову, что все ненавидят его потому, что он не рассказывает им одну-единственную вещь, которая объясняет все его поступки. Из-за этого он виноват перед своими новыми лучшими друзьями. Из-за этого он может сейчас навсегда потерять своих старых лучших друзей. «Но я не смогу», – подумал Корби. Его лицо дернулось.

Есть начал только Комар. Аня наколола картошку на вилку, но отложила ее и снова стала перебирать на плеере музыкальные треки. Паша, хмурясь, выдавливал майонез на край своей тарелки.

– Четыре года назад… – начал Корби, и оборвал.

– Что? – спросил Комар.

– Я делал уроки, – сказал Корби, – и услышал, как на улице затормозила и разбилась машина. Я подошел к окну. Я видел место аварии, но не понял, что это машина моих родителей.

Паша поднял голову от тарелки и прямо посмотрел в глаза Корби. Что-то изменилось в его лице. Палец Ани замер на экране плеера. Корби почувствовал руку Комара у себя на плече.

– Эй, приятель, – сказал тот, – может, не надо? У тебя страшное лицо.

Корби медленно покачал головой.

– Я должен объяснить, почему разбил бинокль, – ответил он, – и почему не звонил четыре года.

Он нечаянно коснулся столового ножа, лежащего рядом с его тарелкой. Его рука так тряслась, что лезвие выбило из фарфора мелкую звонкую дробь.

– Я сейчас поем, – обещал Корби, – но сначала договорю. Прошло полчаса, а потом эта машина стала казаться мне похожей. Я позвонил родителям на сотовые и на работу. Сотовые молчали, а на работе мне сказали, что они уехали час назад.

– Давай ты все-таки поешь, – странным голосом попросил Паша.

Аня замерла и смотрела в стол.

– Послушай, расслабься, все окей, – говорил Комар.

– Дай мне сказать, – потребовал Корби.

Комар замолчал.

– Я вышел на улицу, – продолжал Корби, – и дошел до дороги.

– Я не люблю душещипательных историй, – сказала Аня, – и события, случившиеся четыре года назад, не повод ломать дорогие мне вещи.

– Ну ты и сука, – тихо произнес Комар.

– Не стоит тебе меня оскорблять, – с тихой яростью ответила Аня.

– Там собралась толпа зевак, – сказал Корби, – и они пялились на три трупа. Один – какого-то парня. И два в машине – моих родителей.

– Хватит, – попросила