За ним приехали… Наконец-то! Захотелось вскочить и броситься вон из убогой мещанской комнатенки, но Дикон заставил себя зевнуть, прикрыв рот ладонью.

– Прошу меня простить. – Юноша неторопливо одернул мундир и поднялся. – Я не выспался.

Варден не ответил, он желал разговора не больше, чем Повелитель Скал. Ричард глянул на плащ и шляпу, но брать не стал. Окделл в спрутьих обносках в столицу не вернется, а у прибывших что-нибудь да отыщется. Если же нет – герцог Окделл согласен и на солдатский плащ.

– Вам предстоит путешествие, – напомнил чесночник, – а на дворе холодно.

– Я – северянин, – отрезал Дик. Варден пожал плечами и вышел, юноша шагнул следом. Висевшая над дверью тряпка прошлась по волосам, запахло пылью, шарахнулся и заорал толстый рыжий кот. Больше эту тварь Дикон не увидит.

Улица обожгла холодом, выпавший ночью снег, как мог, приукрасил захолустный городишко. Крыши весело сверкали, в голубом небе таяли дымные столбики, деревья бережно держали пуховые шапки. Путешествовать в такой день одно удовольствие, но плащ захватить стоило, хотя бы до коня. Встретиться со своими, засмеяться, бросить чужую тряпку под копыта, спросить, не одолжит ли кто Повелителю Скал плащ со Зверем…

– Идите быстрее, – посоветовал Варден, – простудитесь.

– Я северянин, – повторил Дикон, ускоряя шаг. Дом, куда они направлялись, был немногим больше того, в котором юноша провел две мерзкие ночи. У ворот стояло с полдюжины уставших лошадей, возле них терся высокий сержант. Ричард не раз его видел с Робером, но имени так и не спросил. Зря…

– Заходите, – Варден распахнул двери, запахло лавандой и свежим хлебом, – прямо. Тобиас, доложи.

Великан хмуро кивнул и убрался, запах хлеба смешался с ароматами мяса, у окна что-то пискнуло, писк перешел в раскатистую трель. Морискилла…

– Монсеньор свободен, – объявил Тобиас, подпирая дверной косяк. Дик, не дожидаясь стражников, шагнул вперед и увидел Спрута с полковничьей перевязью. Рыбий взгляд равнодушно скользнул по лицу Дикона и переполз на Вардена:

– Теньент, почему Ричард Окделл не одет?

– Монсеньор, он отказался взять плащ и шляпу.

– Тогда распорядитесь передать их непосредственно генералу Карвалю. Он уже позавтракал?

– Да, монсеньор.

– Пригласите его сюда, – велел Придд, отворачиваясь к окну. Он не желал разговаривать, а вернее, боялся. Бьющие в спину не смотрят в глаза, это закон.

– Герцог Придд, – с расстановкой произнес Ричард, – сейчас у меня нет оружия, так что вам ничего не грозит. Повернитесь, нам следует договориться о следующей встрече. Я бы предложил Старый Парк, но если он вызывает у вас неприятные воспоминания, согласен и на другое место. Вы слышите меня? Отвечайте!

– Вас трудно не услышать. – Спрут медленно расправил расшитую розами занавеску. – Вепри вообще очень громкие… животные.

– Вы будете драться? – в упор спросил Ричард. – Или прика́жете оскорбить вас прилюдно?

– Оскорбить может не всякий. – Придд все же соизволил обернуться. – Предатель, глупец и неудачник к таковым не относятся. Что до будущей встречи, то, как свидетельствует печальный опыт герцога Алва, проявленное к Окделлам милосердие впрок не идет. Я сделаю все, чтобы не дать вам сбежать от Занхи в Закат, как это сделал ваш приснопамятный батюшка. Здравствуйте, генерал, как доехали?

– Доброе утро, герцог Придд, – сухо произнес Карваль. – Герцог Окделл, я прибыл за вами.

– Здравствуйте, Карваль. – Слышал ли коротышка их разговор и, если слышал, что именно? – Я рад вас видеть.

– В соответствии с распоряжением Первого маршала Талига герцога Алва, – процедил Валентин, – я возвращаю герцога Окделла его нынешнему владельцу вместе с лошадью и верхней одеждой.

– Мы можем отправляться прямо сейчас? – Генерал не желал задерживаться в Фебидах ни минуты, и Дик был с ним совершенно согласен.

– Разумеется, – пожал плечами Спрут. – Только оставьте расписку, что означенный Окделл получен вами в надлежащем состоянии. Чтобы исключить возможные недоразумения.

3

Кавалькада то и дело объезжала рухнувшие сверху снежные кучи. Госпоже Арамона они очень не нравились, да и лошади не испытывали доверия к нависавшим над дорогой белым шапкам. Луиза предпочла бы держаться подальше от фамильных утесов, но другой дороги из Надора не было, по крайней мере зимой.

Женщина задрала голову, с раздражением разглядывая черно-белые осыпи. Окделлы веками поднимались на эти скалы, но недавний обвал словно чудовищным хлыстом согнал древние валуны с насиженных мест. Опустела и каменная чаша, из которой изливался поток. Теперь под провисшей ледяной коркой зеленело нечто похожее на вытертый бархат, а вода ушла в трещину, отсекшую источник от скалы с мордами…

– Сударыня, – напомнил о себе Эйвон, – вы взволнованы?

Луиза улыбнулась:

– Если в за́мке узнают о наших прогулках, то решат, что ручей пересох из-за нас. Мы осквернили священное место, и предки отвернулись от Надора.

– Никто не узнает, – утешил граф. – И потом, любовь священна, что сто́ит жизнь без любви? Ничего! Я понял это, лишь встретив вас, и я без колебаний умру за свое счастье, но не отдам его.

– Не надо умирать. – Луиза оглянулась: Айрис с маменькой ехали рядом, значит, еще не разодрались. Капитанша улыбнулась своему рыцарю. – Лучше расскажите, как Окделлы вновь получили Надор, а то нам все время что-то мешает.

– Герцог Раймон Ларак влюбился в Марию Тристрам, – послушно начал Эйвон, – но ему было всего пятнадцать. Восемнадцатилетнюю Марию отдали Артуру Окделлу, графу Горику, с которым она была обручена с детства. От этого брака родились сыновья Джеральд и Артур и дочь Дженнифер.

Безутешный Раймон искал смерти в Марагоне, но обрел славу. В двадцать семь лет он стал генералом. Ларак вернулся в Надор на похороны матери. Он вновь увидел Марию и понял, что все еще любит ее. Графиня Горик, уже зрелая женщина, ответила герою взаимностью, но супружеский долг был для нее превыше любви.

– Как это грустно, – сказала Луиза, чтобы сказать хоть что-то. Страдания Марии беспокоили женщину меньше затягивавших небо туч и дурацких осыпей, но прерывать Мирабеллу и Айрис не хотелось.

– Мария была добродетельна, – в голосе Ларака восторг и не ночевал, – и Раймон вернулся к армии, оставив любимую в принадлежащем Окделлам Горике. Через полгода Артур скончался. Его искусала бешеная собака, граф зарубил опасную тварь, но было поздно.

Злые языки обвиняли Марию в убийстве мужа. Говорили, что графиня решилась на преступление из желания стать герцогиней и владелицей Надора. Тогда Раймон обратился к королю с просьбой передать его титул и владения малолетнему Джеральду Горику.

– Вот как? – удивилась Луиза, объезжая очередной сугроб. – Он отказался от Надора?