Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во двор въехали, когда жаркое солнце повернуло к закату. Ворота открылись со страшным скрипом, заставляя Ивара поморщиться. Надо первым делом их смазать. Три недели его не было дома, и уже непорядок. Но страшный скрип не потревожил обитателей. Ивар и Тиша осмотрели двор.
Баушка и Айка лежали под яблоней на старой медвежьей шубе, памятка о деде охотнике осталась, и спали самым безмятежным образом. Тёмные тени от листьев трепетали на лицах, ветерок вытеснял летний зной из-под яблони, словом, глядя на них, Ивар подумал, что старым не так уж и тяжело живётся на белом свете. Пока более молодые спину не разгибают на знойном лугу, эти вон как приспособились. Но сердце его не потяжелело от зависти, наоборот, он был доволен, что наработавшись вволюшку на своём веку, баушка теперь, как сыр в масле катается. Он тоже будет стариком.
— Добрый день в хату. Встречайте нежданных-негаданных гостей, — весело прервал тишину Ивар.
Баушка открыла глаза, долго непонимающе лупала ими. Потом суетливо поднялась.
— Как же, как же, нежданных-негаданных. Очень даже рады мы с Айкой вам. Чичас на стол соберу, — и баушка торопливо пошла выполнять обязанности хозяйки.
Ивар внимательно посмотрел вслед. Что-то баушка вроде как прихрамывает. Не заболела ли часом?
— Эй, Айка, ну как дела? — подхватил он на руки проснувшегося сына.
— Ба… ба… — Айка показывал пальцем вверх, в сторону крыши и что-то старался рассказать.
— Что баба? Вон твоя баба, — Ивар указал в нужном направлении. Но Айка по-прежнему что-то рассказывал своё.
— У-у-у баба… бух, — круглые глаза его выражали эмоции, которые не могла выразить речь.
— Баушка, что это Айка рассказывает?
— Да приснилось, небось, что, — донёсся равнодушный голос от стола.
— Приснилось, сынок? А я тебе занятную игрушку привёз. Ну-ка погляди, — Ивар поискал за поясом выструганного из дерева конька, протянул сыну. — Мы его покрасим, будет рыжий конь…
Тиша уже облазила сараи, проведала их обитателей, побежала помогать баушке. И, только тогда, когда стол был заставлен котелками и кувшинами, когда все не торопясь поели, делясь новостями с разных сторон разобщённого семейства, когда вновь со стола всё прибрали и перемытые ложки опять лежали на своём месте, Тиша рванула за ворота.
79
Хыля лежала на полу и тихо стонала. Тиша оторопела. Такого ужаса она не ожидала. Бросилась к подруге.
— Хыля! Хылечка, — заплакала Тиша, — что с тобой? Вставай! — затрясла она подружку, пытаясь привести её в чувство.
— Тиша! Не трогай меня. Сейчас пройдёт. Не тряси, — попросила Хыля.
Услышав этот голос, пусть слабый, но вполне разумный, Тише стало легче. Она села рядом на пол и стала ждать.
— Не бойся, — в голосе Хыли не было сил, она говорила, не отрывая щеки от пола. — У меня так бывает. Это всё козявки, — Хыля усмехнулась.
— Какие козявки?
— Козявки? Хорошие козявки. Я думала, что они грызут мои ноги. А, оказывается, они грызут дорожки в ногах.
Тиша ничего не понимала.
— Дорожки в ногах?
— Да, дорожки… по которым силы приходят.
Не скоро Хыля пришла в себя настолько, что смогла сесть, прислонившись спиной к стене. Глядя на подружку, Тиша почувствовала, что в её сердце словно улёгся тяжёлый камень. Ох, не зря она места себе не находила. Хыля выглядела грязной, волосы спутались, одежда не стирана.
— Хорошо, что ты пришла. Помоги мне. Бабушка голодная. А я с утра с козявками воюю.
— Да с какими козявками?
— Потом расскажу. Бабушку надо покормить. Скотина голодная. Сейчас и я соберусь с силами, начну управляться.
— Сиди, — почти зло сказала Тиша. Сама никакая, а думает о бабушке и скотине. Но тут же упрекнула себя за такую несправедливость. А кто, кроме Хыли, о них подумает? Они сами зависят от неё.
Она схватила вёдра и побежала на колодец. По дороге слёзы ручьями текли из глаз. Она так надеялась неизвестно на что. А тут полная катастрофа. Хыля умрёт. Не живут люди на свете с такими болезнями. Ничего у них не получится.
Вернувшись с водой, Тиша принялась за работу: растопила печь, сварила кашу, покормила бабушку. Хыля тоже кое-как возилась по хозяйству.
— Пошли на речку, — позвала Тиша. — Ты вымоешься. Мы постираем одежду.
Хыля вздохнула. Сил не было. Хотелось лечь и лежать. Но она видела, насколько расстроена Тиша, и пересилила себя.
На реке чистая Хыля в одной рубахе лежала на траве. Тиша сидела рядом и слушала. Мокрое, выстиранное бельё висело на ветках ближайших кустов, сохло.
— …Я не знаю, козявки это или нет. Я их не видела. Мне просто так представляется. Я сначала их ненавидела, а потом поняла, что они мои друзья.
Тиша хмуро смотрела на подружку и молчала. Хылино лицо вдруг расцвело в лучезарной улыбке. Бледная, худая, но глаз не оторвать, до чего же хороша.
— Потому что… — Хыля сделала паузу, — вот где они были, — она указала ладонью на верхнюю часть бедра, — а теперь они здесь, — ладонь опустилась чуть ниже.
Тиша по-прежнему ничего не понимала.
— И вот отсюда и досюда они прогрызли дорожки. Там, внутри ноги. И по этим дорожкам пришла жизненная сила. Я здесь чувствую ноги, — торжественно закончила она.
Тиша тут только поняла. Она смотрела на Хылю и верила, и не верила.
— Чувствуешь?
— Да, здесь они стали живыми! — Хыля рассмеялась счастливым смехом.
— Так вытащила тётка иголку?
— Вытащила. Правда, не тётка, а дядька. Она привела дядьку. Ой, ты не представляешь, какой он лекарь! Свет ещё не видел такого лекаря! А сам будто хмурый, неласковый. Но это не так. Такой хороший человек! И с тех пор козявки, если это, конечно, козявки, взялись за дело. Почти каждый день грызут. Иногда ночью. Я страх, как боюсь, что когда-нибудь они не появятся. Сначала думала, что терпеть невозможно, а теперь как их долго нет, сама уж не своя. Тётенька оставила травку, чтобы я заваривала, когда больно будет. А я что-то боюсь пить заварку, вдруг травка их прогонит?
…Поздно вечером встревоженная Тиша встала перед отцом.
— Тятенька, мы завтра когда едем назад?
— Вечером. А что?
— Тятенька, — Тиша кусала губы от волнения. Ей страшно было ставить условия отцу. — Я завтра целый день буду у Хыли. Она совсем одна. Грязная. Она никак не справляется.
Ивар внимательно посмотрел на дочь и, неожиданно для Тиши, легко согласился:
— Ладно!
80