Дж. Г.: Да, на Довер-стрит. И это тоже была своего рода игра в истеблишмент – мы построили здание, чтобы затем выбить из-под него фундамент. Это было место культурных и этнических столкновений, рубрикатор правильного и неправильного. В каком-то смысле я стала жертвой успеха. И вот почему: с помощью одежды мы создавали образ-манифест, политический и социальный; а поскольку он вышел удачным, все больше людей хотело того же. Мы добились того, что бренд обрел собственную идентичность, и тогда я поняла, что должна уйти. И мы разделили компанию. В то время на пике моды были бессистемные черные разводы и полосы. Опять же, это был Ямамото, это были густые брови, это была спортивная одежда. Так что, создавая нечто подчеркнуто женственное, вы уже решались на радикальный шаг. Необычный, экстраординарный.

Ф. Г.:Crolla выпускала и мужскую и женскую одежду?

Дж. Г.: Мужскую. Когда дело касалось мужской одежды, цветочный рисунок вообще не рассматривался. Вся атмосфера моды была полна черноты: повсюду огромные балахоны из черного нейлона, бесформенные, бесструктурные, девушки в тяжеленных башмаках Dr. Martens. Если у тебя есть что-то из этого, значит, ты держишь руку на пульсе. Это все равно что уйти в отрыв.

Ф. Г.:Как было воспринято то, что сделали вы? С одобрением?

Дж. Г.: Да, и в критическом, и в коммерческом плане. Многие из созданных нами визуальных образов были заимствованы поп-культурой.

А это вещи из первой коллекции, которую я выпустила после того, как распрощалась с компанией Crolla. Властителем дум стал Алайя, одержимость мыслями о фигуре витала в воздухе. И моя новая коллекция стала ответом на эту маниакальную одержимость. Что касается даты, то это наверняка 1985 год. Она называлась Body and Soul («Тело и душа») (весна – лето 1986. – Прим. Ф. Г.) и предшествовала коллекции Bump and Lump, так что ее показ должен был состояться в сентябре 1985 года.

Ф. Г.:Я читала, что коллекция Body and Soul также вращалась вокруг темы познания тела и исследования некоторых его частей – позвоночника, спинного мозга.

Дж. Г.: Эта модель (указывает на фотографию из своего архива) была целиком выполнена из резины – то есть из того же материала, который используют, чтобы защитить постель, когда кто-то страдает недержанием. Это очень необычная резина, медицинская. И [эта модель], совершенно точно, появилась чуть раньше, чем коллекция Body and Soul. Видимо, предназначалась для сезона осень – зима 1985/86. Тогда у меня не было полноценной коллекции, только несколько отдельных вещей. Вот эта (показывает другую фотографию), из бархата, была простегана вручную – рисунок имитировал мускулы; а эта сшита из тонкого шелкового трикотажа. Каждая модель вела себя таким образом, что на теле проявлялось подобие анатомического рисунка. Я тщательно проработала детали на манекене, добиваясь, чтобы крой подчеркивал этот рисунок. Была еще одна вещь, очень странная: мужская спереди и женская сзади. Хотя, если не всматриваться, она и спереди выглядела как юбка. Но затем… У этих картинок есть одна особенность: во многих случаях к одежде приложил руку стилист. Это не моя интерпретация.

Например, это платье – сейчас оно хранится в музее Виктории и Альберта (и там атрибутировано как предмет из коллекции Body and Soul. – Прим. Ф. Г.) – тоже сшито из шелкового джерси, но уже после выпуска той (мини-)коллекции. Для коллекции Body and Soul я создала серию длинных, струящихся до самого пола платьев. Если вы представите, как жидкость льется на ягодицы и стекает с них вниз, вы поймете, откуда взялся мой замысел. Я пыталась передать эту текучесть, изобразить непрерывный поток. Это были платья-футляры, которые можно было надевать прямо на тело или носить с объемным, подчеркивающим формы нижним бельем, так что это первая коллекция, в которой одежда подчинялась линиям тела. А затем я стала делать очень простые вещи и придавать им форму с помощью специального нижнего белья [имеется в виду коллекция Bump and Lump].

Ф. Г.:А в музее Виктории и Альберта есть какие-то предметы нижнего белья из коллекции Bump and Lump?

Дж. Г.: Не думаю. Несколько таких предметов было представлено на выставке 100 Years of Fashion and Art («100 лет содружества моды и изобразительного искусства») в галерее Хейворд. Кое-что выставлялось в брайтонском Куполе, но сомневаюсь, что такие предметы могут находиться в постоянной экспозиции.

Ф. Г.:Вы имеете в виду сорочку с вставкой, напоминающей турнюр?

Дж. Г.: Я подумала о той, что имитирует беременный живот, но точно не могу вспомнить. Честно говоря, я не озаботилась тем, чтобы снабдить каждый предмет ярлыком с описанием. Например, у этого платья на спине должна быть вставка из органзы, и эта модель существовала в длинном и укороченном вариантах. Здесь явно не хватает порядка. А это один из моих манекенов [для моделирования]. Я сама изготовила все эти мини-манекены.

В коллекции Bump and Lump у меня также были предметы [нижнего белья] с объемными вставками, выпиравшими из-под верхнего платья. Например, объемный пояс – что-то вроде фартингейла. В те времена возник особый интерес или, если угодно, мания: в начале 1980‐х сформировалась популяция очень жестких и напористых женщин, а в Америке появился мощный тренд – держать тело в тонусе, занимаясь аэробикой с Джейн Фондой. У каждой было безупречное тело. А затем появился Аззедин Алайя. Вся эта одежда бесила меня – я считала, что она унижает женщину, и не видела в ней абсолютно ничего, что могло бы женщину возвысить. В своих электронных письмах вы упоминаете кукол Барби. У меня есть изображения этих Барби. Но что я действительно сделала для этой коллекции [Bump and Lump] на подготовительном этапе – я изучила намного больше примитивных культур – и то, как в них обозначается плодовитость и как выглядят идолы плодородия: африканские идолы плодородия, египетские, разные формы тела, разные культуры – как противоположность тому, к чему пришли мы. А это маскулинность [форм]. Отчасти меня злило то, что мы, добившиеся так называемых свобод для женщин, в действительности не позволяем себе быть верными своим естественным формам. А ведь мы могли бы быть выше этого и радоваться своей полноте, способности производить потомство и всему, что происходит с женским телом. Сейчас это вызывает у меня смех, потому что я уже дожила до своего среднего возраста и заметно раздобрела. Тогда мне было легко это повторить – сделать еще одну такую же коллекцию. Я была тощая как щепка, и, конечно, для меня все это имело особое значение; и я прекрасно помню, как одна клиентка сказала мне: «О, сейчас вам ничего не стоит делать такие вещи. Вот подождите, когда у вас появятся дети, – вам уже вряд ли захочется воспевать все это». Тогда это разозлило меня еще сильнее, потому что я задумалась над тем, до чего же эта культура порочна и на какой ложный путь она нас толкает. Уже в то время об этом очень много писали, но тем не менее все знали, что с экономической точки зрения богаче всех те, у кого самое тощее тело. Чем ты богаче, тем короче становится твоя юбка и тем больше ты сама становишься похожа на мужика.