При этом никак нельзя сказать, чтобы главнокомандующий не понимал важности сокрушения Турции и того эффекта, который он мог бы вызвать на Балканах15. Генерал-квартирмейстер Ставки Ю. Н. Данилов, имевший значительное влияние на Николая Николаевича (младшего), и некоторые офицеры его управления скептически относились к Босфорской операции и «вообще считали ее нецелесообразной и несвоевременной»16. По мнению Ю. Н. Данилова, захват Босфора и даже Дарданелл не решал бы вопроса сокращения войск Одесского и Кавказского военных округов, так как войска все равно понадобились бы там для возможных действий в Румынии и Персии: «Во всяком случае, как бы ни разрешался этот вопрос с общегосударственной точки зрения, Великий Князь и Ставка твердо стояли на том, что операция по овладению Проливами мыслима лишь в виде отдельной экспедиции после достижения решительного успеха над Германией и что она потребует для своей же безопасности 8-10 свободных корпусов. Ранее же достижения решительного успеха над Германией, выделение такого большого количества корпусов, даже в случае заключения сепаратного мира с Австрией, русской Ставке представлялось совершенно невозможным»17.

Ю. Н. Данилов скептически относился к идее десанта еще до войны. Когда в 1912–1913 гг. рассматривался вопрос о подготовке десантного корпуса, он выступил категорически против, так как это могло отвлечь силы от западного направления, где должна была решиться судьба войны18. Это был, пожалуй, единственный принципиальный вопрос, в котором взгляды штаба Николая Николаевича и военного министра В. А. Сухомлинова полностью совпадали. Последний отмечал: «Победить Германию – был лозунг, господствовавший над всею деятельностью армии. Время исполнения этой военной задачи обуславливалось, однако, не военными, а дипломатами»19. К десанту на Босфор В. А. Сухомлинов относился как к «дорогой игрушке», технически труднореализуемому проекту, который потребовал бы выделения в мирное время особой армии силой не менее четырех корпусов (около 200 тыс. человек) с соответствующим флотом.

В 1913–1914 гг. В. А. Сухомлинов и Н. Н. Янушкевич всячески сопротивлялись планам подготовки десантной операции, которые отстаивало Министерство иностранных дел, поддержанное императором. В. А. Сухомлинов вспоминал: «Что вся эта фантастическая затея на словах и на бумаге не могла иметь никакого практического результата, для меня было ясно. Убедить Государя мне не довелось, это был, очевидно, тот случай, когда Его Величество считал военного министра некомпетентным в делах не его ведомства. Царь, таким образом, оказался на стороне дипломатии. Но военному ведомству в действительности не пришлось затем палец о палец ударить для приведения в исполнение проекта Министерства иностранных дел»20. В целом такой же линии поведения придерживалась позже и Ставка. Отступления от занятой ранее позиции возникали лишь в результате воздействия внешних сил, возникновения обстоятельств, игнорировать которые было уже невозможно.

16 февраля (1 марта) 1915 г. в Барановичах получили известие о том, что союзный флот вошел в Дарданеллы и в ближайшее время следует ожидать его появления в водах Мраморного моря. На следующий день А. А. Эбергарду было направлено распоряжение быть готовым к выходу в море с десантом для действий против Босфора. 18 февраля (3 марта) последовало распоряжение о выделении для десанта 5-го Кавказского корпуса (1-я и 2-я Кубанские пластунские бригады и 3-я Кавказская стрелковая дивизия, 36 тыс. человек), который начал концентрироваться в Одессе21. Кроме того, Николай Николаевич лично приказал выделить для десанта и единственную кавалерийскую часть – полк особого назначения, которым стал 53-й Донской казачий полк, сформированный в ноябре 1914 г. Первоначально его планировали перебросить в Англию для символической демонстрации единой борьбы с союзниками, затем – в Сербию, что тоже не удалось. С ноября 1914 по февраль 1915 г. полк нес охрану Ставки, пока, наконец, не был перевезен в Одессу22. Командиром корпуса был назначен генерал-лейтенант Н. М. Истомин. В Барановичах шутили, что назначением этим он обязан своей «морской» фамилии23.

Следует отметить, что с самого начала Ставка видела в мерах по подготовке десанта только демонстрацию. Корпус рассматривали прежде всего как резерв Юго-Западного фронта, предполагая использовать в Галиции.

Под предлогом подготовки к действиям на Босфоре его легче было снять с Кавказского фронта. Русское командование значительно преувеличивало силы противника в босфорском районе, первоначально определяя их в четыре корпуса. Было ясно, что одного корпуса Н. М. Истомина для самостоятельной операции в районе Проливов будет недостаточно. С другой стороны, союзники настойчиво просили Ставку послать десант к Константинополю. Англичане неоднократно повторяли просьбу об участии русских военно-морских, а если получится, то и сухопутных сил в штурме турецкой столицы. Русский представитель при английской эскадре капитан 2 ранга М. И. Смирнов передавал А. А. Эбергарду мнение его коллеги о слабости турецких минных полей и уязвимости береговых батарей обстрелу с моря24.

18 февраля (3 марта) 1915 г. Ставка приказала командующему Черноморским флотом быть готовым для отвлекающей операции у Босфора. Через два дня А. А. Эбергард вышел в море25. В тот же день, 20 февраля (5 марта), исполняющий должность начальника Генерального штаба генерал М. А. Беляев подал записку, в которой определялись задачи на ближайшее будущее русской стратегии на Проливах. Обстановка, по его мнению, складывалась таким образом, что возможно было занятие Босфора и Константинополя небольшими силами. «Имея в виду, – писал генерал, – что по условиям обстановки оба берега Дарданелльского пролива будут заняты союзными войсками, полагалось бы желательным, чтобы при наличии достаточного количества русских войск берега Босфора до предместья Константинополя Ортакьой включительно – на европейском берегу и до Куекунджика включительно – на азиатском были заняты русским войсками»26.

Тем временем действия русской эскадры на Черном море ограничились районом Зунгулдака. Обстреляв этот порт 22 февраля (7 марта), она уже на следующий день вернулась в Севастополь. За время похода было потоплено восемь пароходов и один парусник. 25 февраля (10 марта) А. А. Эбергард вышел в море, держа курс на Босфор. Активизация действий русских моряков была весьма своевременной – 28 февраля (13 марта) М. И. Смирнов передал в Ставку просьбу об ускорении решительной операции на Босфоре, так как, по его мнению, союзники были весьма близки к успеху27. Между тем неясной оставалась перспектива политического соглашения по вопросу о разделе «турецкого наследства». Отношения между Петроградом, Парижем и Лондоном по вопросу о будущем Проливов оставались весьма сложными.

Не будет преувеличением утверждение, что Англия и Франция не хотели видеть Россию после войны в Средиземном море, и их согласие постоянно приходилось покупать уступками. Французское правительство опасалось, что Россия, обеспечив себе владение этим районом, может утратить интерес к продолжению войны с Германией. Союзники знали о колебаниях русских дипломатов, военных и моряков, о спорах между Верховным главнокомандующим, генералами Н. Н. Янушкевичем и Ю. Н. Даниловым с контр-адмиралом Д. В. Ненюковым и С. Д. Сазоновым, но не были посвящены в их детали, что очень беспокоило руководство Антанты28.