Трое мужчин ошеломленно уставились на Вандузлера. Марк вспоминал. Это было той ночью, когда, сидя на седьмой ступеньке, он занимался тектоникой плит. Крестный вышел по нужде с пластиковым пакетом.

– Это правда, – сказал Марк. – Я думал, ты ходил помочиться.

– Я и помочился тоже, – подтвердил Вандузлер.

– Ах вот как, – сказал Марк.

– Вот почему меня здорово позабавило, – продолжал Вандузлер, – когда наутро Легенек забрал машину и нашел в ней два волоса. У меня было доказательство, что Александра к этому убийству не причастна. А также доказательство того, что кто-то приходил ночью после меня, чтобы подбросить эти улики и подставить бедную девочку. И это не мог быть Гослен, поскольку Жюльет утверждает, что он возвратился из Кайена только в пятницу к обеду. Это правда, я велел проверить.

– Но почему, черт возьми, ты ничего не сказал?

– Потому что я действовал вне закона, и потому что мне нужно было сохранить доверие Легенека. А еще потому, что я предпочел позволить убийце, кто бы он ни был, поверить, что его планам не помешают. Оставить у него аркан на шее, приспустить веревку и посмотреть, где кит, почувствовав свободу и уверенность в себе, вынырнет из воды.

– Почему Легенек не забрал машину еще в четверг?

– Он упустил момент. Но вспомни! Уверенность в том, что речь идет о теле Софии, появилась только днем, и довольно поздно. Первые подозрения были направлены против Реливо. Невозможно все предусмотреть и за всем уследить в первый же день расследования. Но Легенек чувствовал, что он недостаточно проворен. Он не дурак. Поэтому он и не предъявил обвинений Александре. Насчет этих волос он ни в чем не был уверен.

– Ну а Гослен? – спросил Люсьен. – Зачем нужно было просить Легенека брать его под стражу, если вы были уверены в его невиновности?

– С той же целью. Чтобы дать действию разворачиваться, событиям – следовать друг за другом и ускоряться. И чтобы посмотреть, как воспользуется этим убийца. Убийцам надо оставлять руки свободными, чтобы они могли допустить ошибку. Ты же видишь, что я, через посредство Жюльет, позволил Гослену удрать. Мне не хотелось, что его беспокоили из-за той старой истории с нападением.

– Так это все-таки его рук дело?

– Конечно. Это читалось в глазах Жюльет. Но убийства – нет. На самом деле, святой Матфей, ты можешь пойти сказать Жюльет, чтобы она дала знать своему брату.

– Вы думаете, она знает, где он?

– Конечно, знает. Он наверняка на Побережье. В Ницце, Тулоне, Марселе или где-то поблизости. Готовый по первому знаку отплыть на другой берег Средиземного моря с фальшивыми документами. Можешь рассказать ей и про Софию Симеони-дис. Но пусть все остаются начеку. Она все еще жива и где-то прячется. А вот где? Не имею ни малейшего представления.

Матиас оторвал взгляд от снимка, лежавшего на сверкающем деревянном столе, и бесшумно вышел.

Марк, совершенно одуревший, почувствовал слабость. Мертвая София. Живая София.

– «Вставайте, мертвые!» – прошептал Люсьен.

– Значит, это София убила обоих критиков? – медленно произнес Марк. – За то, что они нападали на нее, за то, что они могли сломать ее карьеру? Но такое невозможно!

– У певиц очень даже возможно, – сказал Люсьен.

– Она убила их обоих… А впоследствии об этом кто-то догадался… и она предпочла скорее исчезнуть, чем быть привлеченной к суду?

– Не обязательно кто-то, – сказал Вандузлер. – Это могло быть и дерево. Она убила, но в то же время была суеверной, тревожной, жила, возможно, в постоянном страхе, что однажды ее поступок будет раскрыт. Таинственно появившегося в ее саду дерева могло хватить, чтобы она потеряла голову. Она увидела в нем угрозу, начало шантажа. Заставила вас выкопать под ним яму. Но под деревом никого и ничего не было. Оно появилось только для того, чтобы стать знаком. Может быть, она получила письмо? Мы никогда об этом не узнаем. Так или иначе, она предпочла исчезнуть.

– Ей надо было всего лишь числиться исчезнувшей! Не было необходимости сжигать вместо себя другую женщину!

– Именно так она и собиралась поступить. Чтобы все поверили, что она уехала со Стелиосом. Но, вся отдавшись планам бегства, она забыла о приезде Александры. Она вспомнила о ней слишком поздно и поняла, что племянница не поверит в то, что она могла исчезнуть, не дождавшись ее, и что будет начато расследование. И тогда, чтобы ее оставили в покое, ей пришлось позаботиться о трупе.

– А Домпьер? Как она могла узнать, что Домпьер о ней расспрашивал?

– Должно быть, она пряталась в то время в своем доме в Дурдане. Там она и увидела, как к ее отцу идет Домпьер. Она поехала вслед за ним и убила его. А он написал ее имя.

Вдруг Марк закричал. Ему было страшно, ему было жарко, он дрожал.

– Нет! – кричал Марк. – Нет! Это не София! Это не она! Она была красива! Это чудовищно, просто чудовищно!

– «Историк не должен отказываться что-либо слышать», – сказал Люсьен.

Но Марк вышел, крикнув Люсьену, чтобы тот катился ко всем чертям с его Историей, и побежал по улице, зажав уши руками.

– Чувствительный малый, – сказал Вандузлер. Люсьен вернулся в свою комнату. Забыть обо

всем. Работать.

Вандузлер остался с фотографией один на один. Голова у него раскалывалась. Легенек сейчас как раз должен был прочесывать места, где собирались клошары. Чтобы найти женщину, пропавшую после второго июня. Когда они расстались, под Аус-терлицким мостом уже обнаружился один след: постоянная обитательница этих мест по имени Луиза, которую никакими угрозами не удавалось выгнать из ее пролета под мостом, обставленного старыми коробками, хорошо известная своими скандальными выходками на Лионском вокзале, похоже, отсутствовала на своем посту уже больше недели. Вероятно, София Прекрасная выманила ее оттуда и сожгла.

Да, у него раскалывалась голова.

Марк бежал долго, до тех пор, пока его не оставили силы, пока он не почувствовал, как рвутся легкие. Задыхаясь, в промокшей на спине рубашке, он опустился на подвернувшуюся каменную тумбу. От нее несло собачьей мочой. Ему было наплевать. Сжав руками гудящую голову, он размышлял. Охваченный отвращением и обезумевший, он пытался обрести спокойствие, чтобы иметь возможность думать. Не топать ногами, как из-за резинового мячика. Не заниматься тектоникой плит. Сидя на этой вонючей тумбе, думать не получалось. Он должен был шагать, медленно куда-то идти. Но сначала нужно было перевести дыхание. Он посмотрел, куда его занесло. Авеню д'Итали. Он забежал так далеко? Осторожно поднявшись, он вытер лоб и подошел к станции метро. «Мезон-Бланш». Белый дом. Это ему что-то напоминало. Ах да, Белый Кит. Моби Дик. Прибитая пятифранковая монета. В этом весь крестный: ему нравится забавляться, когда вокруг все погружается в хаос. Нужно вернуться по авеню д'Итали. Идти размеренными шагами. Привыкнуть к этой мысли. Почему ему так не хочется, чтобы все это сделала именно София? Потому что однажды утром он повстречал ее перед садовой решеткой? И тем не менее существует убийственное обвинение Кристофа Домпьера. Кристоф. Марк застыл. Двинулся снова. Остановился. Выпил чашку кофе. И снова пошел.