– Этот ребенок был одержим, – позже рассказывала она полиции. – Демонов необходимо было изгнать. Теперь ее душа отправится в рай.

До сегодняшнего дня я так и не знаю, на самом ли деле она в это верила или ее защита базировалась на ссылке на невменяемость. Как бы то ни было, газеты вцепились в этот случай, как бешеные собаки. Из-за того бреда, который несла Лена, все внимание переключилось на церковь. Меня представили викарием, который каким-то образом позволил всему этому случиться. Меня обвиняли в этом все прихожане, меня обвиняла пресса. Более того – я сама себя винила. Я стала викарием с кровью на руках.

Майк сочувственно смотрит на меня.

– Но в этом не было твоей вины. Ты сделала все, что могла, пытаясь помочь этой маленькой девочке.

– Этого было недостаточно.

– Иногда, что бы мы ни делали… – Он смотрит в чашку с кофе. – Я полагаю, Раштон и Клара рассказали тебе, как умерла Тара.

– Они сказали мне, что это был несчастный случай.

Он качает головой:

– Несчастный случай, которого не было бы, если бы не я. В тот день я должен был забрать ее из школы. Но я был пьян. Я не мог вести машину. Я попросил Эмму оказать мне услугу и присмотреть за ней. Тара вообще не должна была в тот день находиться у них дома.

– Но это могло произойти в другой день. Это произошло не из-за тебя. Это просто произошло. Труднее всего принять то, что у трагедии нет никакой причины и что в ней никто не виноват. Но мы должны это сделать, иначе не сможем жить дальше.

– А ты это сделала?

– Пока нет. – Я натянуто улыбаюсь. – Как я уже сказала, это самое сложное.

– Что, если ты никогда не сможешь это принять?

– Жизнь продолжается. Наш выбор – что мы с ней сделаем.

– А если мы не сможем?

– Майк…

Мой телефон жужжит на столе. Я бросаю взгляд на экран. Незнакомый номер. Я хмурюсь. Мой номер есть у очень немногих людей, и их номера сохранены у меня в контактах. Я не принимаю звонки с незнакомых номеров.

Майк кивает на телефон:

– Ты будешь отвечать?

Я нерешительно держу руку над телефоном. Затем хватаю его и нажимаю кнопку приема.

– Алло?

Дыхание в трубке. Я напрягаюсь.

– Мам?

– Фло? Что происходит? Чей это телефон?

– Ригли.

Я пытаюсь не вспылить, услышав это имя. Опять он.

– Почему ты звонишь с телефона Ригли?

– Долго рассказывать. Слушай, мам, ты можешь вернуться?

– Почему? Что случилось? Ты в порядке?

– Да, все хорошо… ну, я немного поранила ногу. Но ты не беспокойся. Тебе необходимо кое-что увидеть. В часовне.

Вопросы рвутся у меня с языка. Как она поранила ногу? Откуда там Ригли? Что они делали в часовне так поздно? Но я стараюсь говорить спокойно и рассудительно.

– Еду.

Я кладу телефон в карман. Майк вопросительно смотрит на меня.

– Проблемы?

– С дочерью. Мне нужно ехать домой.

– Я тебя подвезу.

– Спасибо.

Я встаю и обнаруживаю, что у меня подкашиваются ноги. Я хватаюсь за край стола. Всего на один миг, когда высветился этот незнакомый номер, меня охватило ужасное предчувствие, что это может быть он. Что он каким-то образом меня нашел. Точно так, как сделал это в прошлом.

Человек, который убил моего мужа.

Мой брат. Джейкоб.

Он опускает голову на солому. Звезды светят сквозь мозаику дыр в ржавой железной крыше. В хлеву холодно, грязно и воняет коровьим навозом. Но ему приходилось спать в местах и похуже. И она близко. Так близко, что он ее почти чувствует.

Из-за этого ситуация, в которой он оказался, приводит его в еще большее отчаяние. В лодыжке пульсирует острая боль. Ему кажется, что это растяжение, а не перелом. Но все равно, это проблема. У него грязный воротничок, а костюм вообще порван. Еще одна проблема. И у него нет денег. Может, она и близко, но с таким же успехом она могла бы находиться и за миллион миль от него. Он чувствует, как внутри нарастает гнев. Он проделал такой долгий путь. Так хорошо все распланировал.

Его поезд прибыл на Сент-Панкрас точно по расписанию. Он вышел на перрон, окунувшись в суетливую толпу. А он считал, что в Ноттингеме людно. Здесь ему стоило огромных усилий не вскарабкаться обратно в вагон и не забиться в уголок на своем месте.

В тюрьме было полно народу, но большую часть времени заключенные проводили в камерах. Даже в столовой и на прогулочной площадке поток тел был строго упорядочен. Физические контакты заключенных между собой ограничивались. Понятно почему – результатом случайного контакта мог запросто стать сломанный нос или что похуже.

На вокзале царил хаос. Так много людей рвалось куда-то вперед. Чемоданы грохотали вдоль платформы. Голоса эхом отражались от высокой сводчатой крыши. Визг тормозящих вагонов, механическое эхо объявлений в громкоговорителе.

Сцепив зубы, он заставил себя идти медленно и спокойно сквозь толпу, направляясь к турникетам. Здесь он на мгновение растерялся. В Ноттингеме они были открыты. Что он должен сделать?

– Вам помочь, сэр?

Он вздрогнул. На него в упор смотрела невысокая темноволосая женщина в железнодорожной форме.

– Э-э-э, да, простите. Я довольно редко путешествую.

– Билет? – доброжелательно спросила она.

Он выудил из кармана свой билет и подал его женщине. Взглянув на него, она открыла турникет.

– Проходите, преподобный.

– Спасибо. Благослови вас Господь.

Он присоединился к толпе людей, спускающихся по эскалатору. Знак подсказал ему, что необходимо становиться справа. Он последовал указанию. Что ему удавалось хорошо – это следование указаниям и подчинение приказам.

Люди у билетной кассы охотно ему помогли. Ну еще бы. Человек в форме – в любой форме – внушает уважение. Человек в воротничке священника обладает авторитетом. Может, поэтому воротничок так нравится его сестре? Или все дело в анонимности? Все видят священника, а не человека.

«Интересно, они уже нашли мертвого священника или нет», – промелькнула ленивая мысль.

К тому времени, как он сел в поезд до Сассекса, день начал клониться к вечеру. Это был совсем небольшой и полупустой поезд. Он откинулся на спинку кресла, глядя в окно на проплывающие мимо нагромождения зданий Лондона, сменившиеся просторными предместьями, которые тоже вскоре закончились. Увидев поля с мирно пасущимся скотом и чистое небо, он ощутил какую-то странную тоску, и что-то болезненно сжалось у него в груди.