Сухая черная ветка казалась холодной и пахла чем-то странным, то ли землей, то ли дождевыми червями, то ли пылью – не понять. Я повертела ее в руках, еще раз тряхнула мешочек, и оттуда выпал брелок. Слишком хорошо знакомый брелок, который принадлежал Богдану. Маленькая металлическая Эйфелева башня, тяжеленькая и прохладная, легла в мою ладонь, напомнив о том, как я частенько болтала с Богданом у ворот его дома и играла с этим брелоком. Больше мы никогда не будем вот так разговаривать у кованых ворот, украшенных металлическими листочками.

Снежанка хранит этот брелок на память, что ли? И тут в моей голове как будто что-то щелкнуло, и все встало на свои места. Чистотел, мята, ромашка. Еще какие-то травы. Сухая ветка кустарника из церкви Всех Святых. И вещь парня. Одна маленькая вещица, принадлежащая парню, на которого делают приворот.

То, что лежало в верхнем ящике комода моей сестры, служило для приворота!

Сердце бухнуло в груди, как бешеное. Я быстро кинула на стопку полотенец сухую ветку и торопливо задвинула ящик. Маленький металлический брелок – изящная Эйфелева башня осталась в моей ладони и приятно холодила пальцы.

Что же теперь делать?

И тут ожил «Вайбер» в моем телефоне. Пришло сообщение. Снежанка писала, что они с мамой не придут ночевать, останутся у какой-то знакомой и чтобы я не волновалась.

Зачем они отправились к знакомой? Зачем Снежанка делала приворот на Богдана? Неужели они обе примут участие в ведьмацком шабаше? Сколько там времени? Десять, начало одиннадцатого. Еще есть возможность помешать им. Совсем немного, но все-таки. И я раскрыла книгу Желанную.

Писать больше я не стала. Закрыла тетрадь и включила посильнее музыку в наушниках.

Луна выползла из-за облаков и залила асфальт призрачным светом. Шелуха семечек, крышки от пивных бутылок, пакетики от чипсов и сухариков – мусор бессовестно лез под ноги. Обычно городок производил впечатление аккуратного и ухоженного. Чистая брусчатка, кованые решетки, металлические листочки и цветочки на них. Но сегодня вечером в глаза бросался лишь мусор и общее запустение. Как будто в этот день все дворники забили на уборку и пролежали дома перед телевизором.

Матвей аккуратно обогнул автобусную остановку, на которой все еще торчал пьяный мужик. На пути подвернулась жестяная банка из-под фанты, и пришлось ее пнуть, чтобы пройти. Металлический звук привлек внимание мужика, и тот позвал заплетающимся языком:

– Мальчик! Эй, мальчик!

Матвей не оглянулся.

– Я кому сказал, иди сюда! Мальчик, ты мне очень нужен! – Послышались шаркающие шаги за спиной.

Запахло спиртным и рвотой, и стало ясно, что пьяный мужик увязался следом, полный решительных намерений. С ним не стоило связываться, но это вам не собаки с оскаленными зубами, можно просто убежать, что Матвей и сделал, быстро перемахнув через забор и ломанувшись напрямую через кусты сирени.

Темный проулок встретил тишиной и запахом мочи, будто кто-то напустил огромную лужу. Матвей даже посмотрел под ноги, чтобы не влезть в гадость. Перескочил участок развороченной брусчатки и подумал, что сегодня городок словно не принадлежит сам себе. Кто-то специально загадил его накануне ведьмацкого шабаша, и теперь приходится прилагать огромные усилия, чтобы попасть к себе домой.

Он обошел детскую площадку, на которой сидело сразу несколько бездомных собак – обычно по городу не шастали собачьи стаи, их просто не было. Но сегодня псины встречались повсюду, и Матвей старался не сталкиваться с ними, слишком хорошо помня недавнюю атаку на кладбище.

Наконец он добрался до дома, и первый, кого он увидел, был кот, сидящий на заборе. Скарбник восседал с гордым видом, подняв хвост и уши, и Матвей подумал, что, если кот выглядит довольным, значит, дом в безопасности.

Первым делом – кофе. Еще остались сосиски, и можно было быстренько сварить к ним макароны. Этого хватит на ужин, а завтра видно будет. Кухонный шкафчик забит пакетами с чипсами, в вазочке на столе полно шоколада. В отличие от суровой Мирославы Матвей любил сладкое и, едва вымыв руки и включив чайник, сразу засунул в рот конфету.

Итак, Жнец должен уже сегодня узнать, где скрывается самая главная ведьма, и выслать людей, которые ее остановят. А может, он и сам это сделает. Матвею было неизвестно, кто является Жнецом. Он только знал, что это человек из семьи Луш, – скорее всего, дядя их классного руководителя.

По древним и зачастую бестолковым правилам кланов, Жнецом мог быть только человек, который еще не завел семью – жену и детей. Совсем уж сирот без родственников в клане не встречалось, – кроме Матвея, разумеется. Но поскольку Жнец обязан быть объективным всегда и заботиться о чести кланов, а не о собственной семье, никаких детей и жены ему не полагалось. Это было запрещено.

Значит, отец Григория Луши, у которого имелась вполне живая жена и пятеро сыновей, не мог быть Жнецом. Но зато у него был брат, Даниил Луша, – бородатый суровый мужчина внушительного роста и с крепким брюшком. Матвею довелось пару раз встретить этого человека – видел его издалека, когда тот выходил из своего магазина и садился в машину. У Луш имелся свой бизнес, они занимались автобусными перевозками, и больше десятка их автобусов отходили с автостанции городка. Были также магазинчики автозапчастей и небольшие забегаловки по всему городу.

Жили небедно, можно сказать, и Григорий вполне мог себе позволить работать учителем. Учительскую зарплату тратил, наверное, на дорогие клетчатые рубашки и найковские кроссовки. Как раз вполне хватало. Плюс дорогой гаджет и бензин для черного внушительного джипа.

Дядя Григория был не женат, это все знали. Вот он и был Жнецом, скорее всего, больше некому. Внушительный мужик, и он должен знать, как справиться с ведьмой.

С другой стороны, ведьма приходилась ему отдаленной родственницей. Очень отдаленной, потому что семьи Совинских и семьи Луш пересеклись где-то лет двести назад, если не больше. Надо бы глянуть на древо кланов, которое в свое время нарисовал прадед Стефан, и разобраться, кто кем и кому приходится.