Тогда многие верили, что Бог наказывает Венецию за многочисленные беззакония, включая содомию и вычурную одежду. Женские монастыри превратились в бордели. Богачи жили в гордыне и роскоши. Все это не могло понравиться небесам. Поэтому, как прямое следствие войны, дож и Сенат ввели законы, ограничивающие роскошь, чтобы обуздать излишества богатых и в надежде помирить свой город с Богом. Мужчинам было запрещено выставлять напоказ физическую привлекательность. Монашек заперли в монастырях. Ношение драгоценностей было строго ограничено. Все это было необходимо, согласно дневнику современника, «чтобы со всем возможным рвением и тщательностью подражать нашим предкам». Такое почитание предков имело особое измерение. Кое-кто в городе верил, что венецианцам надо оставаться морским народом, которым они были с самого начала, а рискованные предприятия на континентальных территориях представляют собой величайшую и, возможно, фатальную ошибку.

После битвы при Аньяделло возникла угроза неминуемой осады города имперскими войсками; запасали зерно и продукты, строили импровизированные склады. Дож послал эмиссаров ко двору Максимилиана с предложением передать под имперский контроль континентальные владения города. Он даже отправил послов к туркам, прося помощи против войск империи. Призыв на помощь неверных против своих собратьев по вере показывает, в каком отчаянии были венецианские вожди. Впрочем, настоящая религия венецианцев состояла в поклонении самой Венеции.

Однако когда первоначальный страх прошел, город вновь собрался. Возродился его племенной инстинкт. Он продемонстрировал единство, которым славился в XVI веке. Правящий класс сплотился в монолитную общность. Богатые граждане вкладывали состояния в оборону города. Беднота осталась верной ему. Государство в который раз показало себя. В рядах врагов можно было посеять разногласия. Некоторые из городов на материке, попав под власть Франции или империи, поняли, что им больше нравится мягкое венецианское правление. При активной поддержке жителей города Венеция вернула себе Падую. Венецианцы одерживали победы и на поле боя, и к началу 1517 года они возвратили почти всю свою континентальную территорию. Они не теряли ее вплоть до прихода Наполеона. Кроме того, было достигнуто соглашение с Папой по вопросам церковной власти; как гласит наставление венецианского кардинала, пока следует «делать то, чего он пожелает, а потом, со временем, делайте, что хотите». С присущим ему двуличием и двусмысленностью Совет десяти тайно объявил условия соглашения недействительными на том основании, что они были получены под давлением силы. Венеция опять утвердила себя в мире.

Она утратила много важных территорий в Леванте и не только, но отнюдь не все было потеряно. Она приобрела Кипр и принялась за систематическое разграбление его сельскохозяйственных богатств; кроме того, она сохранила контроль над городами в районе реки По. Зерно из Римини и Равенны также было ей необходимо для выживания. Теперь «выживание» стало ключевым понятием. После Камбрейской лиги Венеция не могла сохранить доминирующие позиции на полуострове. Ее окружало слишком много врагов, и они были слишком опасны. Об агрессивной экспансии больше не могло быть и речи. Вместо этого венецианские патриции, если предоставлялась возможность, продолжали прикупать участки новой территории.

Скоро оформилась четкая тенденция менять превратности торговли на безопасность землевладения. Земля была хорошим вложением капитала в мире с постоянно увеличивающимся населением и растущими ценами на еду. Предпринимались согласованные усилия, чтобы увеличить ее продуктивность. Тем не менее это представляло собой своеобразную форму ухода от мира. В процессе чего венецианцы сформировали новое племя – поместное дворянство.

Для государства же в целом лучше всего было тщательнейшим образом соблюдать нейтралитет, и, натравливая одну военную силу на другую, никого не сделать своим врагом. Нужен был мир. Теперь пресловутая хитрость венецианцев и их умение влиять на умы были нацелены на то, чтобы балансировать между Турцией, Францией и империей Габсбургов. И эта стратегия приносила успех вплоть до появления Наполеона Бонапарта. Остатки Венецианской империи на Крите, в Южной Греции и материковой Италии были сохранены.

Возрождению Венеции поспособствовало жестокое разграбление Рима в 1527 году не получившими платы имперскими войсками. Они убивали и насиловали жителей имперского города, расхищали его сокровища и жгли то, чего не могли украсть. Волны эпидемий чумы и сифилиса по всему региону усиливали разорение; опустошенные поля не давали пшеницы. Венеция снова получила преимущество. Рим был одним из самых старых и грозных ее противников. Правивший там Папа не единожды подвергал ее отлучению от Церкви. Могущество Венеции бросало вызов Папскому государству. Таким образом, разграбление Рима было для венецианских правителей желанной вестью. Многие художники и архитекторы Папского двора покинули Рим и перебрались в Светлейший город, где такие бесчинства казались невозможными. Правящий дож Андреа Гритти был полон решимости сделать из Венеции новый Рим. Он приглашал композиторов, писателей и архитекторов. Одного из римских беженцев, Якопо Сансовино, Гритти нанял, чтобы перестроить площадь Святого Марка и превратить ее в центр имперской столицы. Еще один беженец, Пьетро Аретино, назвал Венецию всеобщей отчизной.

Сансовино реконструировал площади Венеции в римской манере. Он построил новый Монетный двор с арками из грубо отесанного камня и дорическими колоннами. На piazzetta напротив Дворца дожей он построил большую библиотеку в форме классической базилики. В том же традиционном классическом стиле у основания колокольни он построил Лоджетту. Лачуги и ларьки торговцев с площади убрали, их место заняло пространство для священных церемоний.

Были назначены чиновники для надзора за обновлением других частей города, а также очисткой вод вокруг Венеции. Везде велось строительство. Причалы были переделаны. Нетрудно понять, что это символизирует. Венеция провозгласила себя новым Римом, подлинным наследником Римской республики и Римской империи. Она не видела причин склоняться перед германским императором Карлом V или императором турок Сулейманом Великолепным. Город воспринимался как монумент в честь своего нового статуса. Согласно декларации Сената 1535 года, «выросшая из дикого и невозделанного убежища, она была отстроена и украшена, так что стала самым прекрасным и блистательным городом из ныне существующих в мире». Это был город карнавала и праздника. Парадов и церемоний, турниров и фестивалей стало еще больше.

Были и есть историки, утверждающие, что в ходе этих преобразований венецианцы потеряли энергию и твердость воли, стали мягче, ослабели. Приняв принципы нейтралитета, они утратили боевой дух. Привыкли к удовольствиям комфортабельной жизни. Пожалуй, неразумно использовать язык человеческой психологии в таких вопросах. Жизнь поколений грубее и безличнее, чем жизнь индивидуума. Она подчиняется другим законам. Единственное, что можно сказать с какой-то степенью уверенности, – Венеция в XVI столетии ожила. И это было действительно чудесное обновление, порожденное поражением и унижением. Это красноречиво говорит и об изобретательности, и о прагматизме венецианского характера.

Последовало и еще одно испытание. В первые месяцы 1570 года турецкие войска Сулеймана Великолепного вторглись на территорию венецианской колонии Кипр. Венеция безуспешно призывала европейских лидеров помочь. Филипп II Испанский, опасаясь турецкого наступления в Северной Африке, выслал флот, но тот прибыл слишком поздно и проявил мало желания следовать венецианской стратегии. Деморализованный венецианский флот под командованием Джироламо Дзане повернул назад, даже не увидев Кипра. Остров был потерян. Одного из венецианских сановников турки обезглавили, с другого заживо содрали кожу. Эта кожа до сих пор хранится в урне в соборе Санти-Джованни э Паоло. Тем временем Дзане получил приказ возвращаться в Венецию, где оказался в подземельях дожа; там он и умер два года спустя.