— Ко мне! — повторил Чани, и приказ прозвучал, как удар бича.

Волк тихо заскулил, униженно прижал уши, лег брюхом на землю и пополз к нему. Чани, криво усмехнувшись, поставил ногу зверю на шею. Волк извернулся и лизнул сапог.

— Правильно, — Чани одобрительно потрепал его по голове. — Жди наших повелений. — Потом повернулся к Ториль и торжествующе сказал: — Ну, что ты теперь скажешь?

Подавленная увиденным, она не в силах была говорить и только качала головой.

— Это только первый шаг. — Чани хищно оскалился. — Я заставлю служить себе всех! Даже сбежавшие от монаршей кары Ледяные будут лежать у моих ног. Где-то дожидается меня моя армия…

Но тут его речь прервал невнятный заунывный вой.

— Как ты смеешь! — обрушился Чани на волка. — Когда говорит король, тебе должно покорно молчать!

Сноу Девил мучительно задергался, но потом Чани и Ториль различили в его вое слова:

— Повелитель…

— Говори, мы повелеваем, — сурово приказал Чани.

— Власть повелителя за его спиной.

— Здесь? — Чани, не слишком веря, указал на стелу.

— Да.

— Где?

— Под ней.

— Как ее можно сдвинуть?

— Разбей.

— Дальше.

— Будет дверь. Открыть.

— А там?

Но больше он не добился от Сноу Девила ни единого слова. Волк или не мог, или, как подозревала Ториль, больше не хотел говорить. А может, волчья глотка действительно плохо приспособлена для произнесения речей?

Чани повернулся к волку спиной и потому не заметил, какое бешеное зеленое пламя вспыхнуло в глазах зверя. Волк охотно перегрыз бы ему глотку, но не смел. Он дернулся даже, чтобы прыгнуть на спину Чани, но что-то удержало…

Чани медленно обошел вокруг стелы, потом поднял Черный Меч и обрушил ее на камень. Прозвучал гулкий удар, как в большой барабан, его окутало облако черно-зеленого дыма. Когда дым рассеялся, Чани протер заслезившиеся глаза и увидел потемневшую от времени бронзовую дверцу с большим кольцом посередине. Он потянул, дверца открылась неожиданно легко.

— Что он делает?! — отчаянно закричала Рюби.

Хани, морщась от боли в рассеченном плече, вышел на крыльцо Башни Ветров. И сразу же услышал протяжный испуганный крик сотен людей. Из-за полуразвалившейся стены, окружавшей дворец, по небу пробежали черные лучи, точно из красочной картины, прикрывавшей закопченную стену, начали выдирать лоскутья. Редкие снежинки повалили чаще.

Хани стремглав бросился к воротам.

На том месте, где раньше была стела, теперь зияла глубокая яма, испускавшая светящиеся зеленые клубы не то дыма, не то пара. На краю ямы стоял незнакомый человек, точнее, черная тень, стремительно растущая, поднимающаяся над равниной. На голове у него сверкала, разбрасывая колющие, как иголки, сине-голубые лучи, яркая звезда. Один такой луч полоснул Хани по лицу, и тот застонал от боли, щека вздулась, точно по ней провели раскаленным железом. Полосы тьмы, мелькавшие на небе, опускались к этой звезде и втягивались в нее. Она, казалось, поглощала солнечный свет, просачивающийся сквозь тучи, чтобы превратить его в безжалостное ледяное сверкание.

Растерявшаяся Рюби прошептала:

— Именно так было на берегу Холодного моря. Так и даже страшнее.

Но Хани не колебался. Ведь там, где-то посреди этого ужаса, остался его брат. И он решительно побежал на выручку.

Мертвенно-бледный Чани стоял, сжимая обеими руками Черный Меч. Он ничего не видел и не слышал. Когда Хани тронул его ладони, они оказались холодны и тверды, как мрамор. Хани позвал его, но брат не откликался.

Хани отступил на шаг. Почему? Может, причиной та высокая золотая корона, усеянная множеством драгоценных камней, что сверкает на голове брата? Спереди на ней блестел вырезанный из огромного алмаза знак Ледяной Звезды. Когда-то он слышал или читал, что великий король в древности погиб, неосторожно надев поднесенную ему корону с похожим алмазом. Камень собрал солнечные лучи и направил их в мозг короля… Даже в Радужном ущелье Хани не видал таких громадных камней. От алмаза веяло нестерпимым холодом. Режущее сверкание приглушалось тончайшей изморозью, вьющейся вокруг короны. Голубой луч упал на руку Хани, она тоже вспухла…

Он подавил выступившие слезы и схватился было за корону, но сразу отпустил, так как ему показалось, что тонкая ледяная игла пронзила сердце. Сцепив зубы, Хани снова взялся за корону, превозмогая боль, сорвал ее с головы брата и швырнул наземь. Чани не пошевелился, он стоял неподвижно, как статуя.

Тогда Хани, уже в открытую плача от боли и страха за него, ударил корону мечом. Прозвучал приглушенный звон, как от закутанного в толстое сукно хрусталя, затем раздался треск сотен ломающихся сосулек, и перед глазами Хани развернулось полотнище белого пламени, опрокинув его навзничь.

Когда полуоглушенный Хани поднялся, корона все так же валялась на земле. Удар зеленого меча, способный рассечь каменную стену, ничуть не повредил ей, даже не поцарапал. Зато низко под облаками появилось дрожащее и переливающееся солнце.

Хани оторопело уставился на него. Солнце очень напоминало настоящее, но в то же время ощущалась какая-то фальшь. Оно было нематериальным, бесплотным… А может, светилось особенным светом… В этом солнце не было радующей глаз теплой желтизны, скорее металлический блеск полированного золота. Да, точно. Теперь Хани понял, что оно не несло тепла, только светило. И вокруг него медленно вращался молочно-белый лучистый круг.

Хани, не вполне отдавая себе отчет, размахнулся… Откуда-то издалека донесся слабый голос Рюби:

— Остановись.

Поздно, остановить удар он уже не смог. Раз, второй… Корона подскочила, и новые вспышки опрокинули его на мокрый снег. Полуослепший от жжения в глазах, Хани увидел, что в небе загорелись еще два ложных солнца.

— Что ты натворил! — упрекнула подбежавшая Рюби.

— Я только пытался спасти его, — Хани указал на неподвижного брата. — Решил, что виновата корона, и попытался разбить ее.

— А вместо этого создал три фальшивых солнца.

Слова долетали до него, как сквозь толстый слой ваты, перед глазами все шаталось и плавало, вероятно, от потери крови.

— Какие солнца? — слабо ворочая языком, вымолвил Хани. Он уже не слышал, что отвечала ему Рюби, и приготовился нанести новый удар, но девушка перехватила его руку и легко вывернула меч из ослабевших пальцев.

— Подожди же ты, — с досадой сказала она. — Почему ты всегда сначала пытаешься что-то сделать, а только потом думаешь?

— Да, конечно…