Когда до меня наконец окончательно дошло, что происходит, Агилар начал белеть. У меня началась форменная истерика. Страх, злость и гнев – всегда плохие спутники. А уж если они сплелись в тугой клубок и стали не разлей вода…

Я оторвала его руки от своих плеч, спихнула неудавшегося мужа с себя и в страхе заорала:

– Ненормальный, ты что творишь?! А если я джинния и выпью сейчас всю твою кровь?!

– Я люблю тебя. – Его спокойная невозмутимость сведет меня в могилу!

Я всхлипнула, трясущимися руками ощупывая его бока. А он хмыкнул:

– Если хочешь – пей, нафасим! Я весь твой.

Но раньше я туда отправлю кое-кого другого, если только он сам себя туда не загонит!

– Ты мне скажи, с чего ты решил так интересно сдохнуть? – У меня разве что искры из глаз не летели. Под веками пекло, их жгли непролитые слезы. Страх перешел в ужас, а тот – в ярость отчаяния. – У кого-то не голова, а пустой кувшин, а вместо мозгов – коровья лепешка! – Я заорала: – Сын ишака! Дурак! Бестолочь! Совсем ополоумел!

Агилар оскалился, раздувая ноздри:

– Ты же сказала – я тебе не нужен. Эта ночь – последняя. И я проведу ее так, что потом уже ее будет не с чем сравнивать!

– ДА?!! Правда твоя, не с чем! Потому что ты загнешься, а меня казнят за твое убийство! – орала я во всю глотку, выведенная из себя.

– Не казнят, – доверительно шепнул Агилар. – Произнес чуть погромче: – Саид?..

Как глас джинна из колодца, от двери раздался мрачный голос Саида:

– Господин приказал до зари оседлать двух лучших лошадей и двух верблюдов, нагрузить припасами и ценностями, взять с собой десять стражников и проследовать с вами туда, куда вам будет угодно.

Меня заколотило:

– А ты?!

– А меня утром отнесут на носилках в дом вечности, – все с тем же дико раздражающим спокойствием заявил мой невыносимый мужчина.

– И как это понимать? – Я уже от злости пускала ноздрями пар. Только Агилару удавалось за два-три удара сердца доводить меня до подобного состояния.

– Я искупал тебя в своей крови, пока находился в тебе, сегилим. Теперь, чтобы не превратиться в дикого пса, который в жажде господской ласки готов выгрызать себе внутренности, я уйду. – Агилар потянулся перерезать себе горло. Буднично так, спокойно. Ни с того ни с сего.

Ненормальный! По их верованиям за это его ждет ад! Кто поймет этих южных горячих мужчин, у которых семь пятниц на неделе?! Только не я!

Но я и не отпущу его! Так или иначе, его убийственная настойчивость и мое упрямство не должны стоить ему жизни. И его кровь взывала ко мне, будоража мою…

Я успела просунуть руку между его горлом и кинжалом. Резкая вспышка боли, когда оружие прорезало руку почти до кости, и безмолвный ужас в глазах Агилара подтолкнули меня к интуитивным действиям.

Что-то страшное, темное и древнее как мир поднималось из глубин моей души. То, что не имело названия, но с ним я сроднилась и сжилась.

– Что ты наделала, сегилим? – прошептал Агилар, отбрасывая кинжал в сторону и хватая скользкую от его и моей крови руку. Попробовал крикнуть: – Лекаря! – но голос от слабости осекся.

– Спасаю тебя! – вызверилась на него я, совершенно не собираясь ни удирать, поджав хвост, ни скорбно хоронить его, рыдая и стеная, ни покорно идти на плаху.

У меня нет власти над смертью, но мы повязаны кровью. Причем тройной. Моей девственной, его жертвенной и моей добровольной.

Я перевернула Агилара на спину, втирая свою кровь в его раны, и одновременно прижалась к губам, даря свое дыхание вместе со старинными словами, выходившими рыком:

Яркая вспышка резанула по чувствительным глазам на последних словах, отшвыривая от лежащего мужчины. Мгновенно впиталась в нашу кожу совместная кровь, убрав раны. Как будто ничего и не происходило. И не было здесь глупости, вызывающей невольное восхищение.

Я думала, что не умею любить, но сердце екнуло, когда открылись глаза цвета грозового неба. И желанные губы шевельнулись в слабой улыбке:

– Я люблю тебя, сегилим. И все же добился своего.

– Мужчина! – фыркнула я, сворачиваясь у него под боком. – Всегда им нужно последнее слово оставить за собой, даже если оно прозвучит в посмертии!

И нас действительно ждали… Только совсем не те, кому была назначена встреча.

За одним из темных поворотов на пустынной загородной дороге нас нагнал черный джип с заляпанными грязью номерами и пристроился почти вплотную к заднему бамперу машины.

– По-моему, это уже целование в задницу, – сделала я вывод, внимательно следя за маневрами неизвестной машины. – Вас кто-то так сильно любит?

– Может быть, просто случайность? – неуверенно предположил Максим Александрович, нажимая на педаль газа. – Мало ли… вдруг просто заблудились.

Ну да!

Раздались хлопки. Нас осыпало разлетевшимся вдребезги задним стеклом.

– И поэтому они в нас стреляют? – заорала я, сползая с сиденья на пол. – Дорогу спросить очень хотят?

Босс витиевато выругался и прибавил скорости, пытаясь оторваться. Но заблудившиеся во мраке души не сдавались и тоже упорно давили на газ.

– Давайте я позвоню в полицию? – предложила я, стуча зубами на кочках, потому что кто-то слишком умный за рулем решил съехать с основной дороги на проселочную.

– К тому времени, как они приедут, – прошипел Максим Александрович, виляя машиной из стороны в сторону, – от нас хорошо если трупы останутся.

– Зато им не нужно будет нас искать и объявлять без вести пропавшими, – оптимистично сказала я, залезая ему в карман полупальто и вытаскивая телефон.

Потыкав дрожащими пальцами на кнопки, я все же дозвонилась в полицию и сообщила:

– Здравствуйте, мне неудобно беспокоить вас так поздно, но в нас тут стреляют. Ой! – Над моей головой просвистела пуля и выбила лобовое стекло. – Что? Где? Где-то на дороге…

– Скажи – загородное шоссе, примерно сто пятый километр, – крикнул босс, припадая на руль и пытаясь маневрировать в темноте.

– Это… – начала говорить я. – А, вы слышали. Не могли бы мы остановиться и точно определить, где мы? Думаю, это невозможно. Если мы остановимся, то определять уже будет некому.