Он был глух и не слышал.

Лизи в день нашего примирения попыталась заговорить о брате:

— Райан, он… — начала она.

— Нет. — я дернулась, словно меня ударили на электрическом стуле. Все нутро гудело и хотело слушать о нем, хотело задавать вопросы, связанные только с ним, узнать все детали. Как он? Спрашивал ли обо мне? Но… неужели во мне нет ни капли гордости? Холодная внутренняя пощечина горячему возбуждению, если не спасла, то на пару секунд отрезвила. — Если будешь о нем говорить, нам придется прекратить наше общение. — голос прозвучал резче, чем мне бы хотелось. — Пойми меня правильно.

***

Через полгода съемок, когда мы завершили первую часть «Расколовшихся», Дюран устроил что-то вроде вечеринки для съемочной группы. Закрыл для торжества фешенебельный бар «Rêves Аfricains», славившийся необычными диковинными коктейлями, а сам уехал в свою загородную резиденцию, прихватив с собой оператора Поля и моего Сэма, превратившегося в весы сомнения, изменив вопрос Гамлета на «ехать или не ехать?». Ни один мой поступок за время нашей совместной работы не играл против меня, но он неприлично долго раздумывал над предложением режиссера и хмурил бровь, пролистывая «Любовника леди Чатерллей».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В итоге, чаша весов пошатнулась под уговорами самого Дюрана. Но перед тем, как сесть в машину, Тойлон свирепо пригрозил мне расправой «в случае чего», будто я уже успела пару раз ненароком сломать декорации:

— Завтрашнюю съемку никто не отменял, так что веди себя прилично.

— Не волнуйтесь, мистер Тойлон, — ангельски улыбался ему Антуан. — Я за ней присмотрю.

— Это и пугает.

***

«Африканские сны» полностью оправдывали свое название. Стоило вступить внутрь, как тебя окутывал полумрак, а уши заполняла музыка, пропитанная звуками барабанов, над которой шаманил известный французский диджей Пьер, выступающий под псевдонимом «Интро».

Стены и перегородки расписаны вождями, охотниками и животными саваны. Деревянные столы, на каждом из которых стоят стеклянные светильники с одинокими белыми свечами, окружены диванами и креслами лимонного цвета, покрытыми леопардовыми рисунками. В центре помещения, как особый фольклорный элемент устроился большой деревянный сундук, накрытый национальными коврами и различной деревянной посудой, расписанной иероглифами.

Мои ожидания относительно официантов в набедренных повязках не оправдались. К нам подошла миловидная девушка в темных брюках и светлой рубашке. Широко улыбнувшись, разложила перед нами этно-меню и осведомилась нашими предпочтениями.

Увидев мою нерешительность, Антуан любезно предложил мне свою помощь и сделал заказ за меня.

После двух бокалов, мой партнер по фильму вежливо мне намекнул о необходимости остановиться. Хоть я понимала, что он прав, но алкоголь по странности приятно ударил мне в голову и сумел на время размыть гнетущее внутри воспоминание о Райане. Еще придал мне уверенности и решительности позвонить ему и сообщить о моем полном к нему безразличии.

— Мне надо позвонить, — хихикнула я повернувшемуся ко мне Антуану, — И высказать кое-что одному человеку.

— Хлоэ, — прищурился тот, — У меня сел телефон. Ты не одолжишь свой?

— Хорошо, — послушно протянула ему мобильный. — Только верни быстрее.

Он кивнул, взяв сотовый и, встав, направился к выходу.

Когда его спина удалилась в темном проеме выхода, ко мне придвинулся Марк, исполнитель второстепенной роли одного из друзей Клемана. Он облизнул сухие губы и пододвинул ко мне зеленый коктейль с оранжевым зонтиком. Такой мне еще не удалось попробовать, в моем списке числились малиновый и черничный.

— Попробуй, — хмыкнул парень. — От него сразу улетишь.

Однажды я обещала себе не пить и сейчас ощущала, что моя черта прямо хождения пройдена… Но мне было так хорошо…поэтому волшебная жидкость потекла вверх по трубочке в мой рот.

Когда Антуан вернулся, половина коктейля радостно плескалась в моем желудке. Вторую от меня отодвинули, а на Марка обрушилась тихая, но слаженная цепочка ругательств, на которую тот обиженно надулся, но ничего в ответ не произнес.

— Зачем ты выпила? — сверкнул на меня глазами Антуан.

Большая часть ушла танцевать и покурить на улице, поэтому за столом нас осталось всего пара человек.

— Мне так нравятся твои брови, — искренне улыбнулась я.

Рука сама потянулась к его лицу и палец беззастенчиво опустился на правую бровь. Он перехватил мою руку, скользнув взглядом к моим губам. Повернул мою ладонь к себе, нежно поцеловал и глухо спросил:

— Только брови?

Во рту становится сухо, а в тело ударяет горячая волна жара, потому что на меня направлена пара океанских синих глаз… Эти светлые взъерошенные волосы, в которые так хочется зарыться рукой. Сердце бешено стучит, потому что тот, кого я хочу забыть сидит передо мной, заставляя терять контроль и тянется к моим губам.

Не знаю сколько длятся по времени наши поцелуи, но я горю от его прикосновений, ненасытно изучающих и гладящих мое тело.

До моего номера мы добираемся с редкими перерывами на дыхание, и когда очередная остановка происходит около моей двери, сознание на миг трезвеет, и я вижу, что рядом со мной не Он… Что все это время мое тело отдавалось Антуану… Но прежде, чем успеваю что-то сказать, юноша открывает дверь и притянув меня к себе впечатывается в губы. Мозг и тело изучают прикосновение без обманной призмы другого лица. Это не похоже на поцелуй с Ним, и не похоже на те ужасные прикосновения Брендона, потому что запах Антуана не отталкивает. Он нравится мне. Действительно. Только иначе. Не вызывает во мне бурю или вихрь, не заставляет колени подкашиваться, он обволакивает, как теплый плед. Поэтому я решаюсь отдаться моменту, но в ту же секунду мой партнер отодвигается от меня и часто дыша произносит:

— Тебе надо идти спать. — его наставление удивляет, и мои брови спешат воплотить в реальность эмоции. На губах Антуана появляется усмешка. — Да, я очень тебя хочу, Хлоэ. Но не так. Не когда ты пьяна и сможешь пожалеть…

Актер аккуратно подталкивает меня в номер и кладет мою сумку, про которую я давно забыла, на столик около зеркала.