— У нее было поддельное удостоверение, — добавила она мстительно. — Приходила, выспрашивала. Может, она одна из них?

— Мы обыскали квартиру Ирины Корноуховой, где был прописан Рашид Джумгалиев, и нашли много интересных вещей: парики, приспособления всякие, гримировальные принадлежности. — Рассказывая это, Земляной внимательно наблюдал за моей реакцией.

— Этого и следовало ожидать, они же профессионалы, — равнодушно ответила я, радуясь, что поддельные документы и оружие спрятаны в тайнике «Фольксвагена».

— Парики женские, в вещах косметичка, женская одежда, нижнее белье, обувь, — оскалился Земляной. — Как вы, Евгения Максимовна, объясните это?

— Наверно, Рашид — трансвестит, — с невинным видом предположила я. — Джумгалиев сразу мне не понравился. На лице написано, что извращенец. А если серьезно, то у них в банде была женщина, и все это может принадлежать ей.

— Ничего, разберемся с этим, — заверил меня Земляной с хищной улыбкой. — Вам же посоветую не пытаться исчезать из больницы, пока я не позволю.

— Я арестована? — холодно поинтересовалась я.

— Пока нет, — ответил следователь и подмигнул мне: — Возвращайтесь в свои палаты, я к вам еще зайду.

Разговор со следователем оставил у меня в душе неприятный осадок. Некоторые мои действия в этом деле были, мягко говоря, не совсем законными. А Земляной упорный. Начнет копать, не остановится. Но насчет Земляного я беспокоилась зря. Наездов на мою персону больше не было. Возможно, следователю было не до меня, так как дело Корноуховых приобретало масштаб. «Бледный человек» оказался иностранным гражданином, въехавшим в страну незаконно. Француз по документам, Пьер Лафлер служил в иностранном легионе. За хорошую службу его не раз награждали и в конце концов после тяжелого ранения уволили и наградили гражданством. Кем он был до того, как стать французом, выяснить никак не удавалось, только Пьер подозрительно хорошо разговаривал по-русски. Кроме того, Пьера разыскивал Интерпол за ряд преступлений в странах Евросоюза. Если в двух словах, то он убивал на заказ, оказывая услуги различным криминальным группировкам.

Медсестра, она же по совместительству фея, — Антонина Серафинас, из местных, родилась и выросла в Тарасове и, несмотря на молодой возраст — тридцать два года, треть жизни ухитрилась провести в тюрьме и, по данным правоохранительных органов, причислялась к опасным рецидивисткам. В ее послужном списке было и соучастие в убийстве, и покушение, и разбой. А что самое примечательное, так это то, что она входила в группировку Глеба Корноухова. Тогда, едва достигнув совершеннолетия, она села за соучастие в убийствах, произошедших в помещении детского садика, переоборудованного под бордель. Что она сама убивала, доказать не удалось. В прошлом году Антонина бежала из тюремной психиатрической больницы, где лежала на обследовании. Суд направил ее туда, так как Серафинас имитировала безумие, стремясь избежать серьезного наказания за попытку убийства известного коммерсанта. Потом ее посчитали мертвой, выловив в Волге труп, по приметам похожий на преступницу. Ее бросили искать, а выходит, зря. По поддельным документам Антонина устроилась работать в ФГУЗ Центра гигиены и эпидемиологии области лаборантом отдела экспертизы пищевых продуктов. Там она занималась фальсификацией результатов анализов и творила другие беззакония. Оказавшись вновь в руках властей, Антонина опять завела песню про свою психическую невменяемость. Пьер, как только с ним заговаривал следователь, забывал русский. Земляному пришлось с этой парочкой здорово помучиться. Следователь не рассказывал, чего ему это стоило, но он смог «вылечить» Антонину, а Пьеру помог вспомнить «великий и могучий». Они стали давать показания. Бандиты из Пензы также не противились. Больше всех старался зомбированный Баптист. Оправившись от ранений, Кошечкин тоже заговорил. Плохо было то, что все они мало знали. Хитрый и изворотливый Глеб не посвящал их в свой план целиком. Он даже не встречался с ними напрямую, а отдавал приказания через Интернет. Расплачивался за работу, переводя деньги на их пластиковые карточки. Все старания Земляного раскрутить Глеба были напрасными. Тот шел в отказ, не признавая себя Корноуховым. Не признавал он и преступлений, которые спланировал, чтобы получить наследство. Твердил одно: он — Рашид Джумгалиев. Шрамы от пластической операции — это царапины от падения в детстве с яблони, и он ничего преступного не хотел, а только защищал свою жизнь, когда я и Александр напали на него в квартире с намерением убить. Парализованный ниже пояса, Глеб не падал духом, занимался каждый день упражнениями в тюремной больнице и заявлял врачам, что непременно встанет на ноги.

Тем временем я, Александр и Агеева выписались из больницы и переехали в дом Алисы Юрьевны. Агеева продолжила оформление бумаг, а я усердно тренировалась, восстанавливая физическую форму. На душе было неспокойно из-за затянувшегося расследования. Глеб, даже парализованный и в тюремной больнице, представлял для жизни моего подопечного большую опасность. Один раз он уже возродился из мертвых, может, и теперь сумеет подняться на ноги, сбежать! Дни напролет я искала выход из создавшегося положения. Не пробираться же мне в больницу, чтобы придушить его подушкой? Впечатлительная Агеева поделилась со мной, что не может спать. Ей все время мерещится Глеб, проникающий в дом. Я пообещала, что смогу защитить ее и Александра, буду рядом с ними до самого отъезда за границу. Агеева предложила ехать с ними, сказала, что сможет хоть сейчас начать оформлять для меня визу, но я отказалась, объяснив свое поведение патриотизмом.

Одним солнечным субботним утром мне позвонил Земляной и предложил встретиться. Мы встретились в кафе, и он ни с того ни с сего завел разговор о ходе расследования.

— Я в курсе, — оборвала я его повествование, — держу, так сказать, руку на пульсе.

— Вчера я ткнул в морду этому уроду отчет генетической экспертизы, а он только рассмеялся. — Расстроенный Земляной залпом осушил кружку пива, выдохнул: — Представляете, Евгения Максимовна, он сказал, что на самом деле он — внебрачный сын Корноухова-старшего и сводный брат Глеба и Всеволода! Проверить ничего не удастся, так как Джумгалиев, личность которого себе взял Глеб, был одиноким, часто переезжал с места на место, работал где придется. В общем, был невидимкой при жизни. Ни друзей, ни любимой женщины — никого. Скорее всего, он уже давно мертв, а его документы и личность забрал себе Глеб.

— История печальная, но зачем вы это мне рассказываете? — поинтересовалась я в недоумении.

— Потому, что мне надо во что бы то ни стало расколоть этого Глеба-Рашида, вот только все мои методы не дали результата. Он просто кремень, — пожаловался Земляной, рукой провел по седеющим волосам и устало посмотрел на меня. — При хорошем адвокате он получит по минимуму за превышение пределов самообороны. Ну нет больше никаких доказательств! Ну, еще на оружии его отпечатки — это незаконное хранение. Могу поклясться, что через несколько лет Глеба выпустят за хорошее поведение.

— Говорите прямо, к чему вы клоните, — потребовала я.

— У меня, если честно, есть идея, как его расколоть, но для этого потребуется ваша помощь, — признался следователь. — Взамен вам не предъявят никаких обвинений, и вообще я приложу все силы, чтобы вы были ни при чем. Что, согласны?