Директор облокотился о стол, сплёл пальцы под подбородком. Николас заметил, что они нервно вздрагивают. Подобных привычек за Йелленом не водилось, похоже, он отзеркаливал собеседника.

– Николас, – сказал директор торжественно, едва не с трепетом, – как полномочный посол своей планеты, скажите мне: чего вы хотите? Считайте, что изоляция уже снята, эмбарго отменено. Чего ещё вам хотелось бы?

Очередной поворот мог вести куда угодно. Тенденции Николас пока не различал. Он быстро вспомнил, о чём велись разговоры в кулуарах, и ответил:

– Место в Совете Двенадцати Тысяч. Полноценное, с правом голоса.

– Принято, – мгновенно сказал Йеллен и даже прижмурился от удовольствия. – Ещё?

«Демон-искуситель, – подумал Николас. – Любопытно, что он потребует взамен. Пока что он предлагает простор для фантазии, не более того».

– Списание долговых обязательств прежнего правительства Циалеша. Признание итогов национализации. Признание легитимности Народного правительства.

Йеллен открыл глаза и недоумённо заморгал.

– Но об этом, – осторожно напомнил он, – мы с вами уже договорились. Ник, смелее! У вас столько возможностей! Не ограничивайте полёт своей мысли. Хотите гуманитарную помощь? Суд над членами бывшего правительства, разумеется, с признанием их виновными? Хотите особый юридический статус? Квоты в лучших университетах? Ну же!

Николас улыбнулся:

– Знаете, о чём я думаю?

– О чём? – с искренним, каким-то детским интересом спросил Йеллен.

– У планет нет души. По крайней мере в традиционной мистике. Я ума не приложу, что вы хотите у нас купить.

Директор расхохотался. Он хохотал долго и заливисто, утирая слёзы, с нескрываемым удовольствием и восторгом. Николас наблюдал за ним с прежней скептической улыбкой.

– Я вас обожаю, – поведал Йеллен, отсмеявшись. – В других обстоятельствах, возможно, я бы попытался соблазнить вас по всем правилам. Но раз уж всё так, как оно есть. Николас, вы удивитесь, я знаю, это прозвучит странно. Но это правда. Мы действительно пытаемся купить вашу душу.

Йеллен порой переступал черту, отделяющую игру от дурновкусия… Николас едва не скорчил гримасу, закатив глаза под лоб; в последний момент его остановила мысль, что директора нельзя дразнить. «Ну-ну, – подумал он вместо этого, – интересно».

– Договор подписывать кровью? – с усмешкой уточнил он.

– Да, – сказал директор, – именно ею. Я объясню, Ник.

«Очень на это надеюсь», – подумал тот, но промолчал. Директор вздохнул и откинулся на спинку скамьи, опустив руки со стола.

– В Сверхскоплении нет двух одинаковых миров, – серьёзно сказал он, кинув взгляд в сторону гор, – если, конечно, не считать многочисленные Манты. Связи с планетами внешних сфер очень слабы. Неширокие торговые потоки и крайне дорогая, не всем доступная мерцательная связь – вот всё, что объединяет человечество. Это очень мало. Чем дальше планета от Сердца Тысяч, тем менее мы способны понять её жителей. Мантийцы кажутся нам иной расой, но они делают операцию. Люди, прожившие век или два в полной изоляции на потерянных колониях, без всякой операции стали иными.

«К чему он клонит? – думал Николас. – Любопытно».

– Мы познали это на опыте, – продолжал Йеллен. – Региональных директоров нельзя назначать извне. Самый успешный менеджер с Сердца Тысяч провалит дело, потому что не будет знать тонкостей местного менталитета. Региональное развитие в конечном итоге курирую я, поэтому говорю как специалист-практик.

«Ближе к делу…» – Николас сосредоточился: нельзя было упустить ни единого намёка.

– Наши исследовательские центры создали множество теорий, – вещал директор, – мы щедро финансируем эти исследования, они многое объясняют, но, к сожалению, пока ничего не позволяют предсказать… Ник, ваш Циалеш в своём роде уникален.

Николас был готов услышать нечто подобное и потому воспринял слова Йеллена совершенно спокойно. «Только не затягивай, – мысленно взмолился он, – говори прямо!..»

Йеллен наклонился вперёд. Он деловито нахмурился, глубоко вдохнул и выдохнул, как человек, готовящийся изложить нечто очень важное.

– В вас таится поразительная сила духа, – негромко, без улыбки сказал он. – Сотни планет тянут долговую лямку, но революция случилась только на Циалеше. Десятки миров стали Мантами, но вы упрямо держитесь. В полном одиночестве, в экономической изоляции, постоянно ожидая нападения, вы стоите и даже не пошатнётесь… Вы ввели смертную казнь и упростили судебную процедуру, но это не привело к террору. Никаких политических процессов. Ничего похожего на концлагеря. Ваша революция до сих пор не начала пожирать своих детей и даже не собирается. Ещё поразительней то, что военная хунта не погрязла в коррупции и гедонизме. Вы поголовно аскеты, выбиваетесь из сил на работе, чёрт подери, народ вас уважает и любит. Откуда вы такие взялись? По всем законам социологии вас не бывает.

Произнеся этот спич, Йеллен на минуту замолк, словно пытался справиться с нервозным волнением. Лицо его стало сосредоточенным.

Николас смотрел на него в крайнем изумлении.

Он ждал, что директор заведёт речь о мантийском интервенте, но тот удостоился только краткого упоминания. Йеллен снова играл? Он говорил так горячо, словно раскрывал душу, высказывал свои давние, сокровенные мысли… Но это был Алан Йеллен, исполнительный директор Неккена, сатана, лжец. Николас мысленно чертыхнулся. Во всём, о чём с таким жаром рассказывал Йеллен, он не видел ничего особенного. Когда господин директор утомится болтовнёй и снизойдёт до настоящего делового разговора?

– Вы мне не верите, – с сожалением сказал директор, – а я совершенно искренен. Вы нас очень заинтересовали – сначала наших учёных, а потом и правление. Мы не могли понять, каковы объективные предпосылки для такого поведения. Сначала мы заподозрили, что среди вас есть уцелевшие бойцы Звёздного легиона, это могло бы хоть что-нибудь объяснить, но это не так. В вас легко предположить мантийцев, но вы не мантийцы, и интервенция у вас провалилась. Николас, я впервые в жизни увидел человека, который способен ради своего народа пожертвовать… пусть не жизнью, а только достоинством, но всё же. Ради народа. А ведь вы не фанатик и не глупец, вы очень умный и рациональный человек. И ради народа. Это поразило меня.

Йеллен говорил увлечённо, едва не задыхаясь. Он лёг грудью на белый резной столик беседки. Глаза директора горели.

За прозрачной стеной силового поля медленно плыли поля цветущих маков, колеблемые жарким ветром…

«Ублюдок, – подумал Николас не столько со злобой, сколько в крайнем изумлении. – Так он эксперимент, что ли, ставил? И эти пять лет Неккен выжидал, не скатимся ли мы в настоящий тоталитаризм?.. Что за чёрт. Он что, всерьёз не понимает? Воспоминания, родные и друзья – для него всё пустой звук? И Сердце Тысяч для него не родина, а просто очень много денег, инвестированных в небесное тело?..»