бросил, поверг в прах своего "идола"… Но он уверен, что она оттуда все видела, его ангел-хранитель, видела из своей горней обители.

Это было спустя года два после их свадьбы. Они сидели вдвоем за завтраком, когда кто-то вбежал в комнату с известием, что его тесть обанкротился.

— Запрягать лошадей! — крикнул он своему слуге.

— Что ты хочешь делать? — тихо спросила Мария.

— Спасти свои деньги, — торопливо проговорил он.

Она отвела глаза в сторону, и ему показалось, будто разом померкло солнце и надвинулась темная ночь… Он моментально преобразился.

Он тут же, при ней, схватил и порвал эти векселя.

— Я поеду помочь им! — объявил он, преисполненный жалости, и, опустившись перед нею на колени, принялся покрывать поцелуями ее маленькие холодные ручки.

Тогда она упала к нему на шею и заплакала… И подобное случалось чуть ли не ежедневно. Если бы не она, он был бы куда, куда богаче…

— При ней, когда она дома, немыслимы никакие "дела": всякий продавец тогда мне родной брат, всякий покупатель близкий родственник… Кто бы ни пришел — все свои люди, друзья и приятели, милые и дорогие!.. А ее глаза… они каким-то непонятным образом влияют на меру и на вес, и на цифры…

По он не жалеет об этом… Он желает только ее счастья!

Он не хочет, чтобы его жена увяла преждевременно, в цвете лет, как увяла его мать!

Ради нее он щедрый благотворитель; ради нее он общественный деятель, попечитель и радетель общего блага; ради нее он готов утереть всякую слезу, облагодетельствовать всех вдов и сирот, заступиться за обиженного, накормить голодного…

Чего же она еще хочет?..

Удивительный народ эти женщины! Слабые, беспомощные муравьи, они властвуют, подчиняют, управляют сердцем мужчины.

Однако всегда ли так бывает? Его отец, например, проявлял же-таки свою власть!.. Да он не раз слышал про мужей, которые тиранят, даже бьют своих жен… Да! Везде, наоборот, мужчины распоряжаются в доме и властвуют над женами, это только он один…

— Недаром меня отец называл рохлей, кислятиной, бабой!

Отец был прав… А все же он не жалеет!

"Но зато, когда она не смотрит, когда ее нет дома!" Легкая усмешка трогает его губы…

Когда жена не смотрит, он совершенно другой человек. Тогда он весь — покойный отец, тогда он только купец и ничего больше. Тогда деньги для него — все. Они получают вдруг необыкновенную притягательную силу, становятся великой отрадой сердца и души! Какой-то неведомый, могучий и злой дух овладевает им тогда и превращает его кабинет в мрачное отделение ада, а его самого и купцов — в каких-то борющихся между собою алчных демонов, состязающихся в хитрости, лукавстве, мистификации, обмане… Тогда борьба кипит не на жизнь а на смерть!

Но стоит лишь дойти до их слуха шороху женского платья и ее маленьким ножкам появиться на пороге комнаты, как картина сразу меняется: все приветливо улыбаются, смеются, ласкают глазами; ад вдруг превращается в рай. Ни грубой силы, ни лукавства, ни обмана! Куда только все это девалось? Осталась одна справедливость, честная дружба да любовь!

Давно она почти что не выходит из его кабинета. И давно уже поэтому его не преследует тень покойного отца: вместо нее в нем как бы воплотилась и живет душа его матери или душа Марии. Искристые лучи ее добрых глаз, отражаясь, проникают глубоко в его сердце, в мозг, всюду, — и от этого ему так светло и тепло!

Да! Теперь он убедился, что в нем есть что-то двойственное: то он воплощение отца, то матери.

"Ну, а я-то сам? — удивился он. — Где же моя-то, моя собственная душа? Ужели же каким-то пустым сосудом явился я на свет? И неужели для меня одного не назначено было души?"

И снова факты и события прошлого встают в его памяти.

Раз, будучи женихом, он обманул товарища-купца. Это было после смерти матери; отца уж тоже не было в живых, и он сделался самостоятельным коммерсантом. Обманутый купец потребовал его к суду местного раввина; но что мог раввин? Пугаясь и робея, он тщетно пытался поколебать железную волю могущественного ответчика, который оставался неприступен, как скала. Тогда истец решительно заявил, что сообщит обо всем родителям невесты обидчика, и это сразу подействовало. Он поспешил пойти на уступки и помириться с обиженным им человеком.

Об этом узнали прочие купцы и не преминули воспользоваться столь удобным орудием.

Года через два после свадьбы жена поехала навестить своих родителей. Во время ее отсутствия мелкие купцы не раз попадали в львиную пасть всесильного владыки, который вволю-таки натешился над ними! Но к ее приезду пришлось возвратить захваченную добычу. Прислуга поспешила вымести сор из комнаты, а он — следы нечестия из своей конторы.

"Действительно ли, однако, я так поступил?" — робко спрашивает таинственный голос из неведомых глубин его памяти.

Холодный пот выступает на его теле, — он припоминает один незначительный факт:

"Шмуэл умер… Оставшиеся сироты ничего не знали… они не могли, следовательно, жаловаться ей… да вскоре все рассеялись в разные стороны: вдова вышла замуж в другом городе, дети пошли по чужим людям… Им-то я не возвратил ничего, хотя по счету остался должен…"

Да, да: сам он — пустой сосуд, и поэтому-то он то голубь, то коршун, то овечка, то тигр…

Но вдруг нить его мыслей оборвалась, и в отяжелевшем мозгу снова назойливо встал прежний вопрос:

"А какое же случилось со мною сегодня несчастье?"

Не удивительно, что вопрос этот так упорно и неотступно преследует господина Финкельмана: какие, в самом деле, могут быть с ним несчастья, с ним, которому завидуют, которым благословляются все бедновцы? Ведь каждый из них молит постоянно: "Дай бог мне его заботы, его дела, его питание и сон!.." Ведь счастье господина Финкельмана было их недосягаемым идеалом, его покой — их всегдашней мечтой.

Да, им благословлялись! И никому не приходило в голову роптать даже на бессердечие господина Финкельмана, — на то ведь он и богач, "туз", на то ведь и коммерция!.. Попробуй только распуститься — и состояния как не бывало. Временами он бывает чересчур крут, это правда; но в купеческом быту иначе и нельзя; известно ведь: "щедрость для капитала, что решето для воды". Даже его религиозные грехи прощались ему ради его богатства: "разжирел — и лягается" — сказано в писании, — это в порядке вещей. Ведь богачу, "тузу", необходимо бывать в обществе, поддерживать знакомства, знаться с господами да барами, — где же ему соблюдать все "613 заповедей", во всех их мелких подробностях! И поэтому даже бедновские