Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А теперь: посмотрите на себя! Мы стоим плечом к плечу, клан к клану, клан Громоборцев рядом с кланом Песни Войны, и все под единым руководством могучего Чернорука, избранного вами же верховным вождем! Да здравствует Чернорук!
Войско радостно заголосило. Дуротан с Дрекой молчали.
— Под его мудрым руководством, с благословением существ, пожелавших помочь нам в борьбе, мы стали сильными, гордыми, уверенными.
В ремеслах и искусствах за последние два года мы продвинулись более чем за два столетия до того.
Угроза, когда-то нависавшая над нами, почти повержена. Последнее усилие — и она рассыплется в прах навсегда! Но прежде мы должны поклясться в верности нашему делу и получить благословение в награду!
Гул'дан поднял с земли кубок, похожий на звериный рог, но непомерно огромный даже для копытня. Изогнутый, пожелтелый, исписанный зловещими рунами, светящимися в густеющих сумерках. Содержимое рога тоже светилось, и Гул'даново лицо, подсвеченное снизу желтушной зеленью, казалось жуткой маской из теней и плоти.
— Узрите же Чашу единства! — объявил Гул'дан благоговейно. — Узрите Кубок перерождения!
Я предлагаю его вождю каждого клана, а они могут передать его любому, достойному особого благословения Великого существа, осеняющего орков своей добротой, помогающего и заботящегося о нас. Кто же первый поклянется в верности и примет благословение?
Гул'дан чуть повернулся вправо, в сторону Чернорука. Большой орк ухмыльнулся и уже раскрыл рот, но истошный свирепый крик разорвал вечернюю тишь.
«Нет, — подумал Дуротан, — только не он…»
Но Дрека вцепилась, стиснула руку изо всех сил.
— Ты его предупредишь?
У Дуротана перехватило горло. Только и смог покачать головой — нет, не предупрежу. Когда-то считал стройного, тонкокостного, но все равно внушительного с виду орка, дерзко шагнувшего к Гул'дану, другом. Но нельзя рисковать, нельзя показывать, что понимаешь происходящее, — даже ради Грома Адского Крика.
Вождь клана Песни Войны протолкался сквозь толпу, встал перед Гул'даном. Чернорук выглядел раздосадованным и обозленным. Несомненно, и Гул'дан, и Чернорук ожидали — верховному достанется первая честь и первое благословение.
Гул'дан растянул губы в улыбке.
— Наш дорогой Гром всегда готов ловить момент, — сказал, кланяясь и протягивая кубок с бурлящим зеленым снадобьем.
От жижи повеяло жаром, в ее зеленом сиянии лицо Грома, и без того жутко изукрашенное ради устрашения врагов и уважения союзников, выглядело еще страшней.
Гром не колебался. Поднял чашу, отпил, не скупясь. Дуротан замер, весь внимание: а может, письмо — ловушка, обман, задуманный ради погибели?
Что произойдет?
Гул'дан едва успел подхватить кубок, как Гром вытянулся, задрожал. Перегнулся пополам, будто в рвотном позыве, и толпа охнула тревожно.
Гром задергался, шатаясь, и прямо перед ошеломленными орками тело Грома начало меняться. Плечи, узковатые для воина, раздались, затрещала броня, едва вмещающая новые мышцы.
Медленно, медленно Гром распрямился. И без того высокий, он неимоверно раздался вширь и, могучий, огромный, посмотрел на толпу презрительно. Теперь его лицо стало гладким и повсюду, кроме татуированной дочерна нижней челюсти, зеленым.
Гром запрокинул голову и заголосил — громче и пронзительнее, чем когда-либо. Крик хлестнул, будто нож, терзая, кромсая, не оставляя живого места. Дуротан прижал к ушам ладони, согнулся, как почти все вокруг, и не мог оторвать взгляда от лица Адского Крика.
Глаза того пылали алым.
— Гром Адский Крик, вождь клана Песни Войны, как ты себя чувствуешь? — спросил Гул'дан, и голос его казался необычно тихим, почти добрым.
Гром, ошалелый от радости, острой почти до боли, едва сумел выговорить, задыхаясь, подыскивая слова:
— Я чувствую… чудесно… да, чудесно!
Замолк и вдруг заорал снова, неистово, дико, первобытно:
— Дайте мне плоть дренеев, дайте кровь! Дайте рвать, дайте брызгать их кровью на лицо. Я хочу пить их кровь, пока не захлебнусь, хочу больше, больше крови! Дайте мне крови!
Грудь так и ходит ходуном, кулаками трясет — того и гляди, на целый город кинется с голыми руками… И ведь может победить…
Гром воззвал к своему клану:
— О голоса клана! Все вперед! Я позволяю всем испить этой радости!
Все воины клана кинулись к рогу с жидкостью, всем захотелось испытать то же, что испытал вождь. Кубок пошел по кругу, пили все. Каждый содрогнулся от страшной боли, и у каждого боль сменилась диким экстазом, неистовой радостью.
Каждый стал сильнее — и глаза засветились жутким алым огнем.
Чернорук наблюдал, мрачнея. Когда последний из Песни Войны выпил, верховный схватил рог и заревел:
— Теперь я!
Глотнул вволю и замер, схватившись за шею.
Но молчал все время, пока черная магия творила свое дело. Сбросил броню, и все увидели, как вздуваются, бугрятся растущие под гладкой зеленой кожей мышцы. Когда, наконец, поднял голову, глаза пылали кроваво. Махнул сыновьям — Ренд с Мэймом, бесцеремонно распихивая прочих, пошли к отцу. За ними нерешительно двинулась и Гризельда, но Чернорук лишь рассмеялся и рявкнул: «А ты куда?» Та отшатнулась, будто от удара. Дуротан, всегда ей сочувствовавший, вздохнул с облегчением. Верховный хотел унизить единственную дочь, а взамен преподнес ей величайший подарок. Чернорук подозвал Оргрима:
— Друг, выпей со мной!
Даже сейчас, когда лучшего, старейшего друга звали выпить погубительное проклятие, Дуротан слова не мог вымолвить. Но, к счастью, и не понадобилось. Оргрим склонил голову.
— Вождь мой, я не приму эту славу и силу. Я — всего лишь второй после тебя, я не стать первым.
Какое счастье, удача, радость! Хоть Оргрим и не знал известного Дуротану, но видел происходящее с хлебнувшими зелья. Оргрим умел сложить два и два и ценил свою душу слишком дорого, чтобы разменять на силу, увечащую тело и заставляющую глаза пылать жутким огнем.
Теперь и прочие вожди кланов выстроились в очередь, торопясь получить благословение, так преобразившее двух сильнейших и наиболее уважаемых вождей. Дуротан не двинулся с места.
Дрек'Тар подошел, прошептал: «Вождь, разве вы не хотите благословения?»
— Нет! — Дуротан затряс головой. — И я не позволю пить это никому из моего клана!
— Но… Дуротан, оно ж дает силу, дает мощь! — Дрек'Тар заморгал, озадаченный, — Это же глупо — не принять такое!
Дуротан покачал головой, вспоминая письмо.
Поначалу ведь сомневался, считал ловушкой — но теперь сомнений не осталось.